Алекс Вэй - Туман забвения. Книга вторая

— Идет, — согласился Генри.

Крупье принялся раздавать карты. В который раз Герцога охватила убежденность, будто в этот раз ему повезет. Ему же везло до этого. И вообще, он может просчитывать на несколько ходов вперед. Ему необходимо только чуточку везения. Но карта не шла, и все тут. Ну не может какой-то мужеложец оставить его без штанов, не может такого случится, успокаивал он себя, не желая признавать, что с его картами выиграть практически невозможно.

— Прикажи привести твоих гвардейцев сюда и прикажи им раздеться. Я готов ради такого случая оплатить вход каждому, — счастливо улыбаясь, практически приказал Рикиний, когда итог партии стал ясен. Генри вновь проиграл.

Посмотреть на то, как сотня гвардейцев и один писарь будут раздеваться догола, собрались, наверное, все гости Золотой Лихорадки. Люди толпились и толкались, пытаясь протиснуться вперед. Гул в зале заглушал музыку, Генри казалось, все это звучит в его раскалывающейся голове. Посреди зала жались возмущенные абсолютно голые гвардейцы, среди которых затесался Олис. Со всех сторон слышался смех.

Весь мокрый, с трясущимися руками, Генри взял карты в руки. Последняя партия. Даже после такого унижения он все ещё надеялся отыграться, только теперь он готов был молиться кому угодно. Мирозданию, Проклятому, да хоть хозяину этого гребаного заведения — Игроку. Казалось, время тянется бесконечно, однако это скорее успокаивало, хотелось оттянуть возможный проигрыш. Герцог то и дело отпивал из бутылки, и при этом беспрестанно курил, но ничто не могло унять дрожь в руках.

— Флеш рояль, господа! — торжественно объявил Рикиний, продемонстрировал карты, и с радостной улыбкой кинулся на шею тому самому Хасану, которого приводил как пример идеального мужчины. Толпа взорвалась овациями, однако вскоре начала затихать. Все затаились в ожидании реакции Герцога, который должен был снять последнее, что у него осталось — панталоны.

Генри не мог поверить. Флеш — рояль? Как? Неужели? Неужели он проиграл? В присутствии всего цвета Империи, если не Миории, он проиграл! Все золото, предназначенное на реализацию своих планов, он проиграл паршивому трусливому извращенцу. Он оставил собственную гвардию без панталон, не говоря уже об оружии. Он превратился в посмешище. И все из-за этого проклятого шулера. Да, шулера, потому что не может быть иначе.

— Ваша Светлость, вы проиграли, а значит должны снять свои панталоны и передать их мне, — сквозь смех и гул услышал он голос Рикиния, и ярость окончательно возобладала над рассудком.

— Сука, поганец, ты жульничал, шулер сраный, я убью тебя, разорву на клочки! — орал он, уставившись на улыбающегося барона. При этом, как и в тот раз, Генри не мог даже пошевелится. Телохранитель Рикиния знал свое дело. Дальше все было как в тумане, его замутило, он начал задыхаться, перед глазами потемнело, и он провалился в забытье.

Очнулся Генри от ощущения холода. Кажется, на него вылили воду. Он продрал глаза и зажмурился от ставшего непривычным солнечного света. Голова разболелась ещё сильнее, а от мерзкого запаха его затошнило. Кое-как протерев глаза и осознав, что он, абсолютно голый, валяется на каменном полу, Герцог приподнялся, стал осматриваться, и остановил свой взгляд на Рикинии. Барон стоял совсем рядом, смотрел на него сверху вниз и натянуто улыбался. Рядом с ним стояла пышнотелая девица с иссиня черными волосами и закрытым лицом. Генри вновь охватило бешенство, он хотел выругаться, но ему удалось только издать хрип. Тем временем барон заговорил.

— Знаешь, почему ты здесь? Думаешь, потому что оскорбил меня? Наивный. Мне плевать на такие мелочи. Просто однажды ты заигрался и разрушил всю мою жизнь, Генри Клеонский! Разве тебе ни о чем не говорит фамилия Аренский? Барон Натиней Аренский, помнишь такого? — неожиданно сурово спросил Рикиний.

Генри попытался понять, что от него хочет барон. «Проклятье, какой на хер Аренский? Этот сучонок обманом оставил его без штанов, а теперь ещё издевается?» От накатившего негодования Генри попросту не находил слов. Рикиний какое-то время смотрел на него, как вдруг его смазливое лицо буквально исказилось от злости.

— Так ты даже не помнишь, мразь? Ни хера не помнишь? — заорал барон, и пнул его ногой прямо в челюсть так, что Герцог помимо прочего, больно ударился затылком об пол. В и так раскалывающейся голове все помутилось.

Герцог, никак не ожидавший от Рикиния подобного, на какой-то момент растерялся. Когда же он попытался встать, дабы ответить, тут же понял, что его сдерживает все та же магия. Какое-то время они молчали, пока барон не начал, наконец, объяснять причину своего поступка.

— Барон Натиней Аренский был моим отцом. Так уж случилось, он увлекался азартными играми. Иногда он пил. Тринадцать лет назад он играл с тобой. И он проиграл. Но дело даже не в этом! Ты, конченый мудак, дабы оплатить собственный карточный долг, напоил его, и подсунул расписку, в которой мой отец поставил все баронство. А чтобы все это не выяснилось, ты ещё подделал расписку на тысячу золотых, которые он, не имея своего баронства, никогда бы не отдал! Ты отправил его в долговую яму! — закончив свою обвинительную речь, Рикиний едва сдерживал слезы.

Генри в какой-то момент осенило, он начал смутно припоминать, кто такой Натиней Аренский. Правда, обвинения Рикиния звучали явно безосновательно. Никаких расписок Генри не подделывал. Герцог искренне увлекался азартными играми, из азарта иногда мог жульничать, но при этом имел иные источники дохода, позволяющие не опускаться до подобного мошенничества. Аренский, о существовании которого Герцог давно уже не вспоминал, был помешанным на азартных играх пропойцей, который ради возможности попасть в Честь Империи был готов мать родную продать. И расписку на баронство он написал собственноручно. Как и расписку на тысячу золотых, которую долго уговаривал принять как ставку в попытке отыграться и вернуть баронство. Не отыгрался, расписку на баронство Генри забрал, и через какую-то неделю проиграл одному купцу. А расписку на тысячу золотых сдал в Имперский Суд. Чтобы с должником разобрались по всем законам, то есть, кинули в долговую яму и отправили на каторгу, а он получил хотя бы частичную компенсацию. Обычно, так все поступали. С какой стати он должен прощать долги?

— Ты, молокосос тупой, твой папаша был конченым пьяницей, и сам все написал! — в негодовании возопил Герцог. Он не желал оправдываться перед этим мужеложцем, однако несправедливые обвинения задевали его ещё сильнее.

— Не смей мне лгать! Я верю своему отцу. Да он пил и играл! Но он клялся! Клялся мне, сестрам, моей матери, перед Мирозданием, со слезами на глазах клялся, что он никогда бы не написал такую расписку! Ты поганый мошенник, ты лишил меня всего. Ты лишил меня семьи, ты мне всю жизнь испортил! Я никогда не забуду, как нас вышвырнули из замка даже не дав забрать вещи. Как мать моя умоляла стоя на коленях позволить забрать хотя бы фамильные драгоценности! А твои люди нас все равно вышвырнули! А через несколько дней за отцом пришли стражники! Забрали на каторгу! Он не вернулся! Мать моя не выдержала нищеты, сошла с ума и умерла через два месяца. Марию, старшую из сестер, оставил жених. Ведь она оказалась не только без приданого, но и без титула. Несчастная с горя стала проституткой, а через полгода утопилась. Нинея, моя вторая сестра, трудилась прислугой и в итоге погибла, потому что на нее обвалился сарай. А малышка Ролия не прожила после того даже года, она умерла от простуды, потому что у меня просто не оказалось денег обратиться к лекарю. А через какой ужас я прошел, об этом я умолчу! Да из-за тебя я… Впрочем, какая разница! Я долго мечтал расквитаться с тобой! И теперь ты свое получил! — в истерике орал Рикиний, а сам при этом рыдал.