Ольга Зима - Тёмное пламя

Осторожно, мой Дей, хоть переведи дух или оглянись вокруг! За вами страшно внимательно наблюдает живой памятник и в его внимании есть большая опасность, я не объясню, какая, но есть! Ну конечно!

Зачем меня слушать! Лучше ухвати Бранна за плечи! И потряси, да! Злая магическая статуя это же: «Пфе»! Вовсе не аргумент для тебя, мой волк! О да, сияй глазами и выпускай клыки в свое удовольствие!

— Какое мне дело?! А какое тебе дело до благого, встреченного на болоте?

Ворона нахохливается недовольно и вжимает голову в плечи, но смотрит так же упрямо. Опускает взгляд на серую замшу, обтягивающую твои пальцы, потом опять смотрит в глаза. Бранну нужно, очень нужно увидеть, как тебе — потрогать.

Ярость и недовольство стекают с лица моего волка, он стаскивает перчатку — зубами, разумеется! — шевелит кистью, показывая кольцо, и сразу натягивает обратно. Договаривает, по-мальчишески удивленный каверзой судьбы, мой Дей все-таки очень молод:

— Не понимаю, как любовь может стать проклятьем!

Памятник опять шевелится, но, видимо, передумывает что-то говорить, предоставляя вам разобраться самим.

— Да все может! — иногда мне кажется, что феи в глазах Вороны живые, сейчас они вьются ужасно обеспокоенно. — Проклятью нужен повод, а не наполнение! Но как я не заметил? Ну почему, почему ты мне не сказал?

— Да о чем тут говорить?! — нервный лающий смех, мой Дей, не лучший показатель хладнокровия и устойчивости.

— О, проклятье… — Бранн сначала произносит это, а потом понимает, до чего неуместно звучит фраза именно сейчас, поэтому несмело приподнимает уголки длинных губ, тоже порываясь засмеяться.

Памятник напоминает о себе заметнее, кажется, он сделал для себя какие-то выводы:

— Да, проклятье, маленький знак: уголь, золото и звездная ночь, но — знак удачи, как и трилистник! Тебе повезет, волчонок, если ты готов будешь пойти на риск, — голос памятника делается глуше, задумчивее. — Или расстанешься с чем-то жизненно важным тебе в пользу другого, бескорыстно и волшебно. Это послужит противовесом…

Дей вскидывается, чтобы задать вопрос, но памятник продолжает:

— Мальчишка, ты думаешь, что сражаешься за любовь? Но на кону многое, очень многое! А ты, Бранн, береги свои треклятые уши, поменьше их развешивай! А больше ушей — береги друга, по одному вам не выбраться, каждый может погибнуть не раз и не два, бойся темноты. И оба остерегайтесь воды! Ах, мальчишки! Проклятые и проклятые мальчишки! — большая голова немного скрипит, когда памятник качает ей удрученно.

Переглядки с Бранном, мой Дей, тоже бесполезны, кажется, даже родство не помогло ему понять загадочное бормотание деда. Он пожимает плечами, а потом осторожно, немного неловко двигает ими ещё раз в немой просьбе отпустить. Отходит к памятнику:

— Дед?.. Нам надо дальше, но покажи ещё напоследок их? — Ворона не уточняет, кого именно, видимо, это обычная просьба.

— Всё-таки вспомнил, что это парк воспоминаний? — памятник ворчит и хмурится. — Опять их? Столько лет прошло, что ты как маленький? Может, не надо? — но осекается, наткнувшись на умоляющее выражение лица Бранна. Вздыхает: — Ну хорошо, хорошо.

В зыбком мареве возле фонтана, сотканные на фоне брызг, под сопровождение усилившегося шелеста зеркал и звона хрусталя, начинают проявляться, повинуясь указующему жесту памятника, две фигуры. Бранн весь подается вперед, подходит к ним ближе на два шага. Соткавшийся из брызг силуэт высокого мужчины взмахивает руками, вещая о чем-то важном, постепенно проступает и его лицо: окладистая черная борода аккуратно подстрижена, яркие синие глаза смотрят решительно и высокомерно. Сидящая на бортике фонтана женщина беременна, она поглаживает живот и смотрит на супруга теплыми голубыми глазами, длинные губы такой же формы, как у нашего неблагого, только смотрящиеся гармоничнее, изгибаются в очаровательной улыбке.

Думаю, ты прав, мой Дей, это родители Бранна.

В пространство возле фонтана влетает другой высокий силуэт, изящный и золотоволосый, как мать, но памятник недовольно ворчит и меняет картину, полагаю, любого из Джоков он ненавидит даже в виде воспоминания.

Теперь у фонтана гуляют гораздо более молодые родители, явно не отягощенные грузом ответственности за детей: они идут под руку, озорные синие искры то вспыхивают, то гаснут в их глазах, ярких, но страшно непохожих на глаза нашей Вороны. Сам Бранн, кажется, вовсе и не дышит.

Моменты жизни сменяются один за другим, родителей много, Джоки встревают часто, как бы безжалостно ни обрывал их наш памятник, мелькают даже яркие зеленые глаза незрячей крошечной Линнэт, но нет ни одного воспоминания с самим Бранном. Родители все печальнее, Джоки все настырнее, Линнэт все больше, указывая на её зеленые глаза шумит отец, кажется, обвиняя супругу в измене, та сначала удивлена, потом огорчена, но это воспоминание прячется быстро, перематывается привычной рукой неблагого деда. Он вздыхает возле тебя, мой волк, цедит что-то неразборчивое о бесталанных ублюдках и возвращает первую картину счастливой семьи, ждущей пополнения.

— Там ты, Бранн, — рука памятника ложится на плечо Вороны, а вторая указывает на круглый живот женщины. — Они были счастливы с тобой.

Наш неблагой замедленно кивает, кажется, не в силах оторваться от завораживающего зрелища, но с усилием смыкает веки и отворачивается.

— Нам пора, дед, спасибо! — голос Вороны почти не дрожит. — Подумай тут еще на досуге, может, тебе стоит проснуться не только в парке?

Смягчившееся лицо памятника становится очень хитрым:

— Как только твоя сестра прозреет и сядет на трон предков!

Бранн против воли смеется, смотрит на тебя, мой Дей, и оттаивает окончательно:

— Спасибо за все! Нам надо дальше, ещё успеть перекусить.

Памятник снова перехватывает Бранна в объятиях, громким шепотом советует пару заклятий, смахивающих по результату на смерть от естественных причин, показывает на Парящую башню, на что Бранн только улыбается и дергает ушками.

Наконец полуживой предок нашей Вороны вновь устраивается на постаменте, закрывает глаза, кладет руки на колени и затихает. Можно обратить внимание на его имя, да, мой волк!

— Бранн, скажи, мне кажется или на постаменте твоего деда действительно высечено имя «Лорканн»? Или был ещё один Лорканн в истории твой родословной?

— Боюсь, Дей, двоих Лорканнов не выдержало бы даже неблагое королевство! — опять стрижет ушками от твоего откровенного удивления и добавляет: — Да, это именно он сражался с Семиглавым змеем.

К зданию дворца, подсвеченному солнцем, мы подходим молча. Бранн пребывает в меланхолии, разглядывая песок дорожек под ногами, но сегодня грусть его светла.