Дем Михайлов - Свет во мраке

Такой человек на собственного деда нож поднять может — а чего бесполезный старик на лавке лежит, да кашу подъедает? Пользы от него все одно никакой. Пора бы и честь знать, время на тот свет собираться.

Именно таким представлялся мне характер Истогвия, вроде бы и спокойного с виду мужика-крестьянина, да с нехорошим расчетливым огоньком в глазах, смотрящего на мир сквозь призму рачительности.

И порой такое вот свойство его характера может запросто привести к неожиданным результатам. К действиям что совершенно не могут быть отнесены к правильным.

Мудро ли уничтожать пусть однорукого, но крайне умелого и зверски сильного ниргала? Ответ — нет. Это ошибка. Такого воина можно было использовать во многих делах, его можно было бы послать в самую гущу схватки. Тем более столь неспокойные времена настали, гости незваные заявились к порогу. Тут каждый воин на счету! Но Истогвий решил иначе и Однорукий задушил сам себя.

Быть может Истогвий сделал это в отместку мне, полагая, что я мог остаться в живых в том буреломе? Нет, или только отчасти. Почему? Да потому, что достаточно вспомнить рассказ пленников о том, как Истогвий без раздумий убил боевого мага. Мага! Боевого! Это какая же мощь в твоих рядах, под твоим контролем! Нужно лишь направить его в нужном направлении и десятки врагов будут утоплены как котята! И ведь всего-то надо было как-то найти общий язык с чересчур вспыльчивым магом. Всего-то надо было взять пару бутылок вина, сесть вдвоем в дальнем уголке и побалакать о разном по-мужски. А там глядишь и сошлись бы характером. Но Истогвий и пытаться толком не стал. Разом превратил боевого мага в пузырящуюся кровавую слизь. Наглядно показал всем, что произойдет с каждым, кто вздумает перечить с Хозяином!

Снова прослеживается эта клятая вдумчивая и мудрая рачительность — бычок может и силен, да больно бодлив. К чему такого держать? На бойню его! И маг растекся зловонной лужей… Потому что Хозяин так решил.

Вот!

Хозяин! С большой буквы! Вот кем Истогвий считает себя — Рачительным Хозяином!

В понимании Истогвия безобразнейшая вонючая нежить выглядела куда лучше однорукого воина. И нежить он забрал с собой.

Такой вот забавный и уродливый выверт характера…

Почему он не скормил Однорукого нежити? О, тут просто — мертвое тело он оставил лично для меня. Чтобы я, коли остался в живых, явился сюда и увидел мертвого союзника в неприглядном виде. Циничная издевка. А так же небольшая надежда на то, что я воспылаю яростью и брошусь по следам убийцы, дабы покарать его. А там бы Истогвий вновь скрутил меня, но на этот раз я бы уже не ушел.

Услышав шорох за спиной, я крутнулся на месте, беззвучно выругавшись на себя и свое ротозейство. Совсем ушел в мысли и не заметил, как перестал прислушиваться и приглядываться к окружающей местности.

Кто?!

Увидев гостя, я разинул рот в изумлении. Буквально. Настолько сильно меня давно никто не поражал.

Нежить! Та самая первая тварь, с вывернутыми конечностями, которую породил пленник из собственного соратника дабы натравить на меня, но нежить предпочла служить мне и убила собственного создателя.

Однако теперь от нежити остались лишь жалкие остатки. Куски. Ошметки. Будто кто-то очень клыкастый, с громадной пастью, взял да и перекусил мертвяка около грудины. Ко мне приполз жалкий ошметок — безвольно болтающаяся голова на перекрученной шее, остатки измахраченных плеч, одна рука вцепившаяся почерневшими когтями в растительный ковер, да часть грудины, сразу за которой не было больше ничего, кроме болтающихся гнилых лохмотьев.

— Тебя то за что? — вздохнул я, шагая вперед и опуская на макушку несчастного свою ладонь.

Сейчас я увидел перед собой не темную тварь восставшую из мертвых, а того самого перепуганного парня подло убитого собственным другом. Тяжко ему пришлось. И ничего он толком не совершил будучи мертвяком. Просто болтался хвостиком за мной и ниргалами. Взглянув на слепо таращящиеся на меня бельма мертвых глаз, я тихо произнес:

— Все. Тебе пора отдохнуть.

Усилий прилагать не пришлось. Чужая жизненная сила словно бы сама перетекла в мою ладонь. Да и было той силы всего ничего. Как вообще удалось нежити вырваться, почему не покорилась она воле Истогвия? Кто разорвал мертвяка пополам и почему не добил? Ответ на этот вопрос мне не получить. Однако упокоение я нежити дал. А затем встал и без малейшей брезгливости ухватился за потемневшую гнилую плоть, поднял человеческие останки и потащил за собой, туда, где у древней величественной сосны замер мертвый Однорукий.

— Я устрою вам огненную тризну — пообещал я, опуская искалеченные останки рядом с ниргалом — Этот сосновый бор светел и стар. Но видит Создатель — в бору этом столько скверны таится, что самая дремучая чащоба в сравнении с ним покажется мирной рощицей! Что, Истогвий, укусить меня решил, мерзость ты двухвековая? Ниргала моего раздел да бросил воронам на поживу? Ну-ну. Тебе удалось. Однако с чего бы это ты так тщательно костерок тушил? Неужто столь дорог сердцу твоему поганому сей лес сосновый? Неужто радуешься ты его величию? Так я отниму у тебя радость…

Проговаривая эти злые слова, я суетливо метался из стороны в сторону, взрывая пальцами толстый слой палой хвои, не обращая внимания на уколы и занозы. Первый камешек отыскался быстро. Второй, чуть потемнее и звонче, искать пришлось чуть дольше. Но я нашел. И скрючившись рядом с мертвыми телами словно грязная, злобная и гнусная неведомая тварь, тихо засмеялся, часто стукая камень о камень, стараясь держать их так, чтобы яркие искры летели на холмик сухой хвои и разных тоненьких былинок. Подготовленного трута у меня не было, но сухая труха из старой сосновой ветки положенная поверх холмика хвои подошла неплохо.

Дурное дело нетрудно.

Вскоре я почувствовал запах дыма. Затем увидел, как чернеет хвоя и былинки. Затлело… я осторожно раздул пламя, едва оно набрало силу, морщась от дыма, навалил сверху тоненьких сухих веточек. Затрещало. Принявший лакомое угощение огонь поднялся выше, жадно лизнул пятку мертвого ниргала, оставил подпалины на толстом растительном ковре. Сосновый бор старый… людей вокруг мало. Хворост никто не собирает. Для одного поселения такого леса слишком много, не собрать себе всех его даров. Мне не составило труда набрать несколько охапок веток и навалить их поверх трупов. Добавил туда пару коряг. Да, все неправильно делаю. Но что уж теперь. Зато огненная тризна превратится в мелкую пакость взбешенного барона. Мелкая пакость великих размеров.

Я пригоршнями подкидывал хвою и веточки в разбушевавшееся пламя, отскакивал назад, когда огонь обжигал щеки. Подпрыгивал, когда отлетевший уголек падал мне на руку или плечо. И смеялся, все время смеялся. И чем выше поднималось пламя, тем громче становился мой смех.