Роджер Желязны - Знак Единорога. Рука Оберона

— Спасибо. Дань врачам, я бы так сказал.

— Могу ли я узнать ваш возраст для записи?

— Тридцать шесть, — сказал я. Это всегда безопасно.

Он черкнул куда-то в блокнот, что держал на колене.

— Знаете, я мог бы поклясться… когда-то я смотрел вас и помню… вы выглядите почти так же, как и в прошлый раз.

— Здоровый образ жизни.

— Вы знаете группу вашей крови?

— Экзотическая. Но для всех практических нужд вы можете обходиться с ней как с АВ, резус положительный. [24] Имеется в виду четвертая группа крови с положительным резус-фактором. Я могу принять любую, но не давайте мою кому-нибудь другому.

Врач кивнул.

— Суть ваших неприятностей потребует полицейского протокола, как вы знаете.

— Полагаю, что так.

— Просто подумал, что вы захотите обдумать это.

— Благодарю, — сказал я. — Так это вы были на дежурстве в ту ночь и заштопали меня? Интересно. Что вы еще помните обо мне?

— Вы о чем?

— Обстоятельства, при которых меня доставили в тот раз. В моей памяти провалы от аварии до перевода в другую клинику — в Гринвуд. Вы помните, как меня доставили?

Он нахмурился, именно в тот миг, когда я уже пришел к выводу, что у моего врача одно выражение лица на все случаи жизни.

— Мы послали «скорую».

— По чьему вызову? Кто сообщил об аварии? Как?

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — сказал он. — «Скорую» вызвал городской патруль. Насколько я помню, кто-то увидел аварию и позвонил к ним в управление. Они связались по радио с машиной поблизости. Патруль подъехал к озеру, подтвердил доклад, оказал вам первую помощь и вызвал «скорую». Так все и было.

— Какие-нибудь записи о том, кто позвонил в полицию?

Врач пожал плечами.

— Записи такого типа мы не храним, — сказал он. — Ваша страховая компания расследование не проводила? Запроса не было? Вероятно, они могли б…

— Мне пришлось покинуть страну сразу после выздоровления, — сказал я. — Я так и не довел это дело до конца. Хотя полагаю, где-то есть полицейский протокол.

— Точно. Но у меня нет ни малейшего понятия, сколько времени они их хранят, — он усмехнулся. — Если, конечно, тот же коммивояжер не добрался и до них… Хотя, скорее всего, об этом говорить поздно, не так ли? Мне кажется, существуют ограничения на такие дела. Ваш друг Ротт сказал бы вам наверняка…

— Я не имел в виду заявление, — сказал я. — Просто желание знать, что же случилось на самом деле. На протяжении нескольких лет время от времени я пытаюсь вспомнить или узнать. Видите ли, у меня случай легкой ретроградной амнезии. [25] Ретроградная амнезия — выпадение из памяти событий дней, месяцев и даже лет, непосредственно предшествующих заболеванию. Делится на локальную, при которой выпадают лишь отдельные события, и системную, при которой выпадают все события полностью.

— Вы когда-нибудь говорили об этом с психиатром? — спросил врач, и в том, как он это спросил, было нечто такое, что мне не понравилось. А затем случилась одна из маленьких вспышек прозрения: не могла ли Флори добиться признания моего сумасшествия до перевода в Гринвуд? Отмечено ли это здесь, в моей истории болезни? И остался ли у меня статус сбежавшего из психушки? Прошло до черта времени, а я ничего не знал о законах, запущенных в ход. Но если все так, как я предположил, то им неоткуда узнать, был ли я признан вменяемым в каком-либо другом округе. Благоразумно предположить худшее; я наклонился вперед и взглянул на запястье врача. У меня было бессознательное воспоминание, что, щупая мой пульс, он сверялся с часами, где был календарь. Да, так и есть. Я прищурился. Отлично. День и месяц: ноябрь, 28. Я быстро пересчитал на два с половиной к одному и получил год. Сейчас шел седьмой, как он и отметил.

— Нет, не говорил, — сказал я. — Я предполагал, что это было скорее органическое, чем функциональное расстройство, и списал эти времена в убыток.

— Понимаю, — сказал он. — Вы используете довольно бойкие фразы. Так поступают люди, которые сведущи в терапии.

— Да, — сказал я. — Я прочитал кучу всего по этому поводу.

Врач вздохнул. Встал.

— Слушайте, — сказал он. — Я собираюсь позвонить мистеру Ротту и дать ему знать, что вы очнулись. Вероятно, это будет самое лучшее.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, раз ваш друг адвокат, могут быть вещи, которые вы захотите обсудить с ним до того, как поговорите с полицией.

Он открыл блокнот, куда вписывал мой возраст, поднял ручку, наморщил лоб и сказал:

— Да, кстати, какое сегодня число?

Мне были нужны мои Козыри. Я предположил, что мои пожитки сложили в ящик тумбочки, но добраться туда означало слишком много ворочаться, а мне не хотелось тревожить швы. Да и срочности особой не было. Восемь часов сна в Янтаре обернутся примерно двадцатью часами здесь, и можно будет явиться домой, соблюдя правила приличия. Хотя мне все-таки хотелось перехватить Рэндома: чтобы появиться с чем-нибудь вроде легенды, прикрывающей мое утреннее отсутствие. Все потом.

В такие времена, как сейчас, мне не хотелось выглядеть подозрительно. К тому же я непременно хотел знать, что же такое имеет сказать Брэнд. И мне хотелось быть в форме и действовать соответственно. Я немножко пожонглировал мыслями. Если бы я долго проболел здесь, в Тени, это все равно привело бы к меньшим потерям времени в Янтаре. Мне пришлось тщательно пересмотреть бюджет времени, чтобы избежать долгой остановки в этих краях. Я надеялся, что скоро прибудет Билл. Мне не терпелось узнать, каков расклад был в этой тени.

Билл был местным, он отучился в Буффало, вернулся, женился, поступил в семейную фирму и так далее. Он знал меня как уволенного из армии офицера, который иногда путешествует по неафишируемым делам. Мы были членами загородного клуба, где и познакомились. Я знал его больше года, не обменявшись за это время более чем парой слов. Затем как-то вечером мне случилось оказаться в баре рядом с ним, и как-то всплыло, что он питает пламенный интерес к военной истории, в частности к наполеоновским войнам. Как только мы это выяснили, пространство вокруг нас свернулось. С тех пор, вплоть до моих неприятностей с аварией, мы были близкими друзьями. Время от времени я ему удивлялся. И единственное, что удержало меня от встречи с ним в последний раз, когда я проскакивал мимо, так это то, что в нем бурлили всяческие вопросы о том, что же со мной сталось, а у меня было на душе слишком многое, чтобы позволить себе тихо и мирно ублажать свою персону приятным собеседником. Я даже раз-другой подумывал о том, что, когда в Янтаре все окончательно утрясется, надо вернуться и повидать его, если повезет. Все сложилось не так, как хотелось, и я сожалел, что не могу встретиться с ним в комнате отдыха нашего клуба.