Максим Далин - Слуги Зла

Его насмешливая речь оглушила меня. Гном наблюдал, как я пытаюсь собраться с мыслями - и от души развлекался.

- Хозяйке не всякий подходит, - говорил он с самодовольной ухмылкой. - Ей, ясное дело, надо, чтобы в человечишке было хоть что-то ценное: руки, мозги, душа... Одна незадача: душа-то нынче реже всего встречается, оттого Мама и беспокоится за свою армию. И новенькие эльфятки у нее пошли молоденькие - совсем детки, пятнадцать, четырнадцать... Девственность нынче в цене, хе-хе. Скоро и десятилетних не останется...

Паук прав, подумал я, чувствуя, как капля пота стекает по виску. О Варда, Дева Запада, что же это...

- Тебе надо в Пущу возвращаться, - сказал гном покровительственно. - Ты поспешай, а то тут, среди людишек можешь и стариться начать. Опыт-то появляется, нехорошо - думать вот начал...

- Как тебя зовут? - спросил я, стараясь дышать ровно.

- Какая тебе разница, орел? Ну, Дарин, допустим, и что?

- Дарин... прости меня... ты тоже был человеком? - едва выговорил я.

Гном снова рассмеялся и отхлебнул из кубка.

- Хочешь выпить? Винишко-то из Пущи, эланоровое винцо, трактирщик через наших достает. Три золотеньких кувшин, недешево... Нет? Напрасно, угощаю... Ну ладно, ладно. Что с тобой делать, орел, если ты такой чудачок? Человеком, говоришь? Давненько дело было, я уже и не помню...

- Смеешься надо мной?

- Ну что ты? Как можно над эльфом смеяться? Я так, сам над собой...

- Ты... пришел в Пущу - и стал гномом? Но почему? Почему - гномом? Это же...

Гном улыбнулся почти ласково.

- Низко, да? Нет, орел. Тут дело в чем: у одного человека обычно - либо мозги, либо прекрасная душа. Ты же у нас, по всему видать, был мальчик с порывами, а? С идеалами? Хозяйка таких издалека видит. Вот и рви горло за идеалы. Все справедливо. Не зря жить хотел? Вот тебе цель - воюй со Злом. Зла-то мно-ого, на всех хватит. А мы - простые, как башмак. У нас - голова на плечах, нам ее терять попусту неохота. Мы в Пущу пришли не за фигней, а за делом. За золотом, за властью. Она дала. Она добрая, Мама, Хозяйка наша, она всем дает - только делись. Денежки - за процентик, фенечки - за работу. А уж здоровье или, там, бессмертие - само по себе, только уж неземная красота нашим не положена. Да и проку в ней нет - несолидно как-то, - гном довольно сально ухмыльнулся и закончил, - От вас, орлов, парения требуют, чистоты - а мы так, мы можем чуток и попачкаться: смертные девки и за золото любят, а в идеалах мы не нуждаемся...

Тут я вдруг вспомнил слышанное когда-то от человеческих солдат чудное словечко - "сгномиться". Оно означало "стать скупым и несговорчивым", а еще "превратиться в преклонном возрасте в мизантропа и брюзгу, чрезмерно заботиться о самых низких прихотях"... Напрягая память, я вспомнил также, что видел людей, становящихся к старости похожими на гномов, будто низость и мелочность горбили и уменьшали их, тянули к земле... эти обрюзгшие лица, погрузневшие тела, пропавшие в плечах шеи - я видел их часто, но никогда не задумывался и не сравнивал...

- Горные мастера - люди?!

- Так а то ж? Тут дело какое... если у тебя на уме идеалы да амбиции, быть, значит, горным эльфом. Ваши идеалы мозги сильно тормозят... Подгорные чертоги там, каменные цветы резать или еще какую бесполезную ерунду - вот это по-вашему. Ты, значит, вечное добро искал, а те дурачки - вечную красоту, ну-ну... А если дело не в цветочках, а в матерьяле - в золотишке, в камешках - тогда другой коленкор... Ну да ты уже понял.

- Понял, - сказал я и отстегнул брошку от плаща. - У тебя булавки нет, Дарин?

Он хитренько посмотрел на меня и принялся рыться в безразмерных карманах.

- Булавки нет... Злого железа не ношу, чтоб Хозяйку не обижать, а бронза гнется... Слушай, орел, а давай меняться? - он вытащил на ладонь малахитовую брошь в виде дубового листа. Прожилки на малахите создавали удивительную иллюзию жизни, вещица выглядела характерно для эльфийской работы, но краешек камня треснул и откололся. - Смотри, лучше булавки. Я даже приплачу пару золотых...

Я невольно улыбнулся его прозрачной уловке: Дарин решительно не верил в разум эльфийского рыцаря.

- Спасибо, - сказал я, взяв каменный листок и кладя на стол золотую лилию. - Ты мне ничего не должен. Я хотел тебе ее просто подарить, но ведь плащ свалится...

Дарин явно хотел схватить лилию, но сдержался, взял, не торопясь, и принялся рассматривать бриллианты, изображающие росу, с алчным вожделением.

- Славненькая штучка, - приговаривал он, крутя брошь перед свечой. - Ах ты, идеалист... откуда вы только беретесь... Знаешь, - сказал гном, подняв, наконец, глаза от золота на меня, - ты - славный мальчик, в сущности, только... жаль тебя только. С твоими идеалами тебя... ну кто захочет, тот и получит. И найдет, как поиметь.

- А ты, - спросил я, закалывая плащ, - ты - любишь Хозяйку, Дарин?

Гном усмехнулся цинично и грустно.

- Ага. Я - ее, она - меня, такая уж у нас взаимная любовь с интересом... Ты... вот что я тебе скажу. Ты не слишком-то верь глазам, если сможешь. Глаза - они же врут. И душа - врет. А идеалы - те просто сплошное вранье... Ты себе что ж, дружков среди смертных нашел, что мозги заработали?

- Среди смертных, - кивнул я. Чистая правда.

- Молодец. Подохнешь, зная себе цену, - улыбнулся Дарин. - Жутко благородно. Самый лучший из всех ваших идеалов - правда.

- Спасибо. Я пойду.

- Лети, лети, орел. И думай, пока сможешь. Счастливенько!

Я пожал его руку, руку гнома - впервые в жизни, в эльфийской жизни , и вышел из зала.

Воздух, сладкий, свежий и чистый, опьянил меня до головокружения. Голубой молочный вечер встал над городом; сумерки укутали своей мягкой вуалью все, что кричало и резало глаз, вечерняя свежесть смягчила и разбавила резкие городские запахи. Нежную синеву небес уже прокололи острые огоньки звезд, а огромная луна щедро позолотила черепицу и жесть городских кровель.

Мир вокруг меня полнился блаженной тишиной. Прохладный ветер остудил мои горящие щеки и вернул мыслям ясность. Я шел по мостовой между темными купами деревьев - и мне казалось, что все еще не так ужасно. Я чувствовал уже не злость и досаду, а горячую признательность гному и странную, непонятно чем вызванную жалость к людям.

Странную жалость к жестоким, грубым, глупым пропойцам. Неэльфийскую.

Вероятно, думал я, дело в том, что я тоже человек. Я - человек. Мне, по-видимому, свойственно жалеть себе подобных. Ведь они такие же, как я. Их тоже легко обмануть, подставить, использовать. Они тоже верят всему, что видят - и пойдут за тем, кто покажет нечто соблазнительное.

А я начал, было, думать, что мои собратья хуже орков... Пожалуй, не хуже, нет. Просто - уязвимее. Но жить мне все равно хочется в горах. Люди на удивление не любят тишины - а я, оказывается, очень ее люблю. И спокойное здравомыслие тоже люблю.