Владимир Храмцов - Энио, или Чертовски невероятные приключения ролевиков в городе Ру

— Пить хочу, — сказала одна из них сиплым, жалостливым, еле слышным голоском.

— Правильно, Брисеида, переходим на шепот. Не забывайте, девчонки, что ночью идет маньячка, — молвил Гектор.

— Что такое «маньячка»? — спросила Брисеида у Елены.

— Да так, ерунда, — отмахнулась подруга, — могут напасть со спины и горло перерезать.

— Зима, Гектор: ночь по игре — это зима, — поправила брата Кассандра.

— Предлагаю срезать путь через… перевал, — сказала дочь Брисея.

— А в каком он у нас направлении, овцевод?.. Парис, я тебя спрашиваю! — стал нервничать Гектор.

— Я не овцевод, а пастух. Бывший, кстати… Не знаю. Сейчас посмотрим по карте, — ответил брат брату.

— У тебя карта есть? И ты молчал?

— Так ты ж не спрашивал!

— Эх ты, кузя! — в один голос сказали дамы, слово «кузя», по всей видимости, было нарицательно-ругательным именем для всех, кто совершает глупые поступки.

— Ой, девчонки, надо ж по игре, — спохватилась Елена Прекрасная. — Три-четыре…

— Эх, Парис! — крикнули принцессы хором и, насколько хватило сил, рассмеялись. Их охрипшие голоса вернулись лесным эхом — жестоким и пугающим.

— Гектор, по жизни, посмотри, далеко ли ручей: жажда мучит — жуть! — взмолилась Брисеида.

— Парис, что ты возишься!.. Эй, принцессы, у кого-нибудь есть фонарь, то бишь факел?

Сыны Приама развернули карту, Гектор принял от «сестры» зажигалку, снабженную светодиодом, осветил бледно-синим лучом замусоленную карту и через секунду произнес, — а факел-то отсырел! Так, если мы здесь…

— Но здесь асфальт, а по карте — грунтовка, — возразил Парис.

— Да молчал бы уже!.. Тогда ручей, то есть река Лета, должна быть там, — и Гектор, не поднимая головы, указал пальцем в сторону лимузина.

Гриша тут же прижал Полину Сергеевну к себе и потянул вниз.

— Пусти, идиот. Это люди, они в темноте ни черта не видят, — раздался голос из-под руля.

— А вдруг — не люди и — видят? — возразил Григорий, но руки все-таки разжал. — Кстати, у них фонарь.

— Маньяк сексуальный! — сказала П.С., распрямившись.

— Ни о чем таком я даже не думал, — соврал полуинкуб.

— Судя по карте, перейдя перевал и Лету, мы сразу окажемся в Трое, — заметила Кассандра, когда друзья двинулись вперед по дороге.

— Ну вот, девочки, за одно и водички попьете, — сказал Гектор.

— Ага. Только одного ты не учел: кто сделает хоть один глоток из Леты, тот забудет все прошлые воплощения, — возразила невестка.

— А ты не по игре пей, а по жизни.

— Нет уж, играть, так играть. Я до Трои потерплю.

Античные воины вплотную подошли к лимузину, но тьма-тьмущая и туман не позволяли им увидеть автомобиль Барабаса. Гриша надвинул на глаза темные очки, а Полина Сергеевна и вовсе погасила свой демонический взор.

— Подождите! — окликнула друзей Брисеида, отставшая на несколько шагов, — да стойте же, придурки, то есть… э… благородные троянцы!

— Что ещё? — заговорил долго молчавший Парис.

— Туда гляньте!

— Только пальцем не тычь — глаз выколешь… Куда?

И тут все увидели в глубине леса мерцающий свет, который становился ярче и ярче.

— Ура! — воскликнула Елена, — праздник огня! Мастера разожгли большой костер. Лагерь там!

— Странные они какие-то. Давай-ка, Гришенька, рассмотрим этих субъектов в доспехах повнимательнее, — предложила Полина Сергеевна.

— А если гроссмейстер вернется?

— Барабас нас и в тартарары найдет, не то что в этом голимом лесу!

— Слушай, П.С., а вдруг они того… из другого измерения, и мы с тобой сейчас провалимся в пространственно-временную дыру?

— Вот и хорошо: когда вернемся — диссертацию об этом напишешь.

— Я? Диссертацию?.. Так что ж мы сидим, идем за ними!

— Да, Парис, хороший из тебя проводник, — с сарказмом молвил Гектор, когда друзья двинулись в обратном направлении.

— Причем тут я, — промычал заблудший сын Приама.

— Слушай, Парис, скоро под Киевом игрушка будет, как раз для тебя, — хихикнула Елена.

— Да? И как же она называется?

— Как, как… «Иван Сусанин»!

Троянцы шли и хрипло хохотали, пока не углубились на пару десятков метров в чащу. И тут Елена Прекрасная не понарошку взвизгнула. Тот, кто схватил её сзади, тут же зажал высокопоставленной троянке рот рукой.

— Бросай оружие, — прозвучал весьма строгий, но спокойный мужской бас, — не то всех порешим.

— Главное, без глупостей, воины Илиона. Нам нужны только деньги, — добавил другой голос, женский.

— Исключительно деньги, — колдовским пошептом подтвердил бас.

Барабас и Атиша доигрывали шахматную партию. Они сидели в креслах-качалках и релаксировали. Атиша попивал через трубочку молочный коктейль, а гроссмейстер с необыкновенным благоговением покуривал любимую бриаровую трубку. Выпустив несколько разноформенных колец дыма, он походил ладьей.

— Так что ты говорил про коммерческую сделку, Атиша?

— Коммерческую? Отнюдь, — молвил коллега и защитился от туры конем, — просто сделку: я не ищу выгоды.

— Само по себе слово «сделка» уже предполагает выгоду. Причем, взаимную.

— Тогда назовем это предложением.

— Ну вот, как всегда: слово уже не слово, сделка уже не сделка… Умеете же вы, светлые, карты тасовать! А нас называете лукавыми.

— Да ты сначала выслушай!

— Я весь — внимание!

— Надеюсь, ты простишь мне некорректный вопрос?

— Валяй, проповедник.

— Что ты делаешь в городе Ру?

— Да так, развлекаюсь, — хитро улыбнулся гроссмейстер.

— А то, что ты собираешься вытянуть свою черную свору на поверхность земли, тоже можно назвать развлечением?

— Почему сразу «свору»? Они милые ребята.

— Ты хочешь пробить дыру в земной коре, которая станет вратами в подземное царство. И демоны будут пешком ходить из-под земли на поверхность и обратно.

— Оказывается, ты все знаешь, Атиша! — наигранно схватился за голову Барабас.

— Этого нельзя делать. Эта брешь может нарушить энергетический баланс Земли, что грозит непредсказуемыми последствиями.

— Правда? Я не знал. Я больше не буду!

— Хватит ерничать! Пойми ты, нельзя соединять несоединимое.

— Это почему же, я всегда так делаю. В том-то и состоит искусство, только так можно создать шедевр!.. А, я понял! Ты боишься, что у меня получится. Ты мне завидуешь.

— Да ты пойми, что Он совершенно не зря расслоил измерения, отделил демонов от людей, людей от ангелов, мертвых от живых, живых от вечных…

— Он? Он ничего не расслаивал, Он вообще ничего и никогда не творил. Все за него делали мы, лепщики горшков. А славу за все наши труды Он всегда присваивал себе. Самый захудалый художник, самый бездарный поэт-борзописец сделал больше чем Он.

— Мы, демиурги, ему всего лишь сотворим, — возразил Атиша.