Вера Чиркова - Свобода и неволя

— Я так не смогу, — всхлипнула Лил, вытерла остатками шелковой блузы нос и искоса глянула на учителя: — А зачем ты пришел?

— По делу, — строго сдвинул брови Инквар, отлично понимая, что сейчас вдребезги разобьет радужный шар ее грез.

Разумеется, девчонка невероятно обрадовалась бы, если бы он рассказал, как мчался сюда ее спасать, вот только ничего подобного говорить Инквар и близко не собирался. Избави боги от подобной глупости. Лил и без того смотрит на него умильными глазами и, когда он разговаривает с другими женщинами, начинает мрачнеть и дуться, по-детски полагая, будто искусник этого не замечает и не понимает причин ее злости.

Все он видел, но нарочно делал безразличное лицо, отлично зная: стоит дать ученице хоть каплю надежды, и тогда будет почти невозможно объяснить, как бесплодны ее ожидания.

— Полагаю, ты и сама понимаешь, — продолжил он. — Если мы хотим добра этим гостеприимным людям, то нельзя раскрывать всем наши настоящие имена и положение. Мне придется побыть помощником ювелира, а тебе ученицей травницы, желающей освоить ремесло плетения серебряных цепочек. Поэтому одеваться тебе придется соответственно, в простую белую одежду и платок.

— А лицо? — подозрительно кротко осведомилась Алильена.

— Что случилось с твоим лицом? — притворился непонимающим искусник.

— Я так и буду всю жизнь ходить с этими веснушками?

— Почему же всю жизнь? Мы поживем тут немного, подождем отчетов сыщиков, которых наемники пустили по следу твоего отца, а как только появится хоть малейшая зацепка, отправимся дальше. Думаю, Дайг и Гарвель не откажутся нам помочь.

— А я снова буду рыжим мальчишкой или горбуньей, — с ненавистью фыркнула Лил. — И сколько еще дней или лет? Он обещал, что потерпеть нужно будет всего пару месяцев, а скоро будет год, как мы ушли из дома. Я уже не узнаю своего лица в зеркале, разучилась ходить в юбке и есть вилкой! И если бы можно было точно знать, что все это не напрасно! Я, разумеется, очень хочу найти папеньку, но не могу не думать о том, как придется жить, если мы его не найдем. Ну конечно, остаться тут или в другой крепости нам с Ленсом не позволит совесть, ведь дядюшка немедленно объявит наемникам войну, а воевать честно он не привык, папенька не раз об этом говорил. Начнет угрожать, брать заложников, сговорится с баронами не пропускать обозы, которые охраняют воины гильдии, объявит за нас огромный выкуп или пообещает принять какой-нибудь очень важный для травниц и наемников закон. И как бы мы ни сопротивлялись, конец один — нас отвезут к нему в закрытой повозке и в тех же цепях… А у дядюшки мне можно будет все — смыть краску, нарядиться в самые красивые платья и украшения, делать любую прическу и целыми днями гулять по саду, лишь бы я выбрала в мужья одного из его сыновей! Он так и написал, я сама читала, хотя папенька считал, будто мне не под силу вскрыть его сейф! — Алильена почти кричала, зло глотая ручьем текущие по лицу слезы. — Но почему-то никого не волнует, как хочу жить я сама! Когда надевать платье, а когда дорожный костюм, когда гулять и когда выходить замуж!

Огорченно глядящий на девушку Инквар молча поднялся и вышел из комнаты, аккуратно и плотно прикрыв за собой дверь.

Он не мог не понимать, как давно копилось в ней это отчаяние и как справедливы некоторые ее слова, да что там кривить душой — почти все. Но точно так же знал, насколько она не права. И любой другой девушке на месте Лил он просто брызнул бы в лицо холодной водой или успокаивающим зельем, жизнь приучила всегда держать при себе вещи, которые могут внезапно понадобиться. С простыми крепкотелыми селянками или служанками можно было бы обойтись простой пощечиной, на изнеженных городских барышень достаточно построже прикрикнуть.

Но вот с Лил все эти способы не годились. Применять силу или власть слишком опасно, и не только для него. Сгоряча она непременно ответит, как именно — Инквар пока не мог сказать точно, но наверняка слышно будет всем.

И всем очень повезет, если этот шум услышат только друзья, им, возможно, и удастся ее уговорить, а вот чужие обязательно ввяжутся в ссору, и никому не ведомо, чем тогда все закончится. Вот потому-то он и нашел только один выход — дать ей успокоиться самостоятельно. В последнее время это начинает получаться у нее все лучше.

На просторной кухне хозяйничал Дайг: присматривая за обжаривающимися на большой сковороде тонкими колбасками и ломтями хлеба, резал мягкий белый сыр и розовую ветчину с коричневой тонкой кожицей.

— Неужели вы еще не завтракали? — глянул на него Инквар, проходя к столу.

— Можем вместе с вами второй раз поесть, — ухмыльнулся тот и словно невзначай осведомился: — А Лил где?

— А почему ты спрашиваешь меня? — беззлобно огрызнулся искусник.

— Видел, — ловко переворачивая колбаски, не сразу ответил лучник. — А это секрет?

— Нет, — вздохнул Инквар. — Никаких секретов нет. Я зашел ее предупредить, чтобы ходила здесь в платье травницы. Кстати, а Хадина уже завтракала?

— Ушла уже в свою комнату, а у Стайза сейчас Гарвель дежурит.

— Ну и хорошо. Сейчас перекушу и схожу посмотрю.

Дайг подвинул ему блюдо с еще шипящей колбасой, налил отвара и сел напротив:

— Я тебя провожу. А потом, если захочешь, немного погуляем.

Инквар молча кивнул и принялся за еду, торопясь позавтракать до прихода Алильены. Сейчас лучше с ней не встречаться как можно дольше, девчонка должна остыть и попытаться сама разобраться в своих желаниях. Ну а он пока продумает, какими словами объяснить ей то понимание условий достойной жизни, которое давно уже стало непреложным лично для него. А потом Лил пусть думает сама, как ей поступить, и Инквар больше не станет ее останавливать. У каждого человека, особенно взрослого, есть незыблемое право выбора, но какой тропе идти, а друзьям остается лишь решить, остаться рядом с ним или нет.

Когда они вошли в знакомую пещеру, Стайз еще спал, и у Инквара было достаточно времени, чтобы оглядеться. За несколько часов, прошедших с той минуты, как он вышел отсюда, таща на руках сладко спящую Алильену, помещение здорово изменилось, превратившись из строгой комнаты для совещаний в довольно уютную гостиную. Вдоль стен стояло несколько любимых обозниками и наемниками переносных лежанок и кресел, плетенных из ремней, натянутых на гнутый ореховый каркас. Они были застелены набитыми свежим сеном тюфяками и шерстяными одеялами, а между ними многозначительно приткнулись сложенные пока ширмы.

— Интересно, — оглядев эти более чем откровенные намеки, задумчиво глянул на друга искусник, — чем вы думали, когда устраивали этот лазарет? Молчи. Я понимаю, у вас найдется еще не один нуждающийся в операции наемник, и вовсе не отказываюсь помочь. Но почему бы сразу не повесить над входной дверью большую, как в трактире, вывеску? И не размещать раненых в свободных спальнях?