Вера Чиркова - Свобода и неволя

Инквар напрягся и не сводил с них глаз, уверенный, что никто не обращает на него внимания. Да и кому может быть дело до скучного ювелира, в одиночку наливающегося медовухой?

— Можно сесть? — Не дожидаясь ответа, Зилия села рядом, положила теплую ладошку ему на руку. — Не хочешь станцевать?

Инквар промолчал, начиная клясть себя за минуту слабости. Теперь у него не было никакого права отказывать этой женщине в подобных мелочах.

— Волнуешься за ученицу, — догадалась она. — Небось уже наслышан о шалостях нашего искусника.

Инквар еле заметно кивнул головой, спорить не имело смысла. Как и объясняться: все равно сказать ей правду или что-нибудь пообещать он не имеет права.

— Неужели у нее нет оберега? — осторожно заглянула в лицо Инквару женщина и чуть виновато добавила: — Нашим девчонкам травницы целый ворох привезли.

— Какой еще оберег? — нахмурился Инквар. — У нее есть защита от мечей и стрел.

— Ну зачем ему стрелы, — опустила глаза Зилия, помолчала, ожидая, пока цирюльник догадается, но он упорно ждал объяснения, и ей поневоле пришлось закончить фразу, — если у него сильные приворотные зелья.

— Что?! — потрясенно уставился на нее мастер, осознал смысл сказанного и резко оглянулся на Лил.

Канз, по-хозяйски облапив девчонку и прикрыв полой вышитого короткого плаща, уже вел ее от толпы танцующих к воротам, за которыми властвовала густая ночная тьма, выдавленная со стрельбища светом масляных фонарей.

— Гарвель! — в одно мгновение оказавшись на ногах, сквозь зубы рыкнул Инквар и ринулся вслед за весело хихикающей парочкой.

— Ну что ты кричишь… — Оказавшийся на его пути ювелир, не успев договорить, отлетел в сторону, словно сметенный смерчем.

— Так ты выполнил обещание присмотреть за девчонкой? — уже проносясь мимо, едко выкрикнул искусник, припомнив, ради чего вообще толчется на этом празднике. — Обойдусь и без таких друзей.

— Ну и скатертью дорога, — мрачно буркнул ему в спину ювелир, развернулся и направился к столам.

Он и сам еще не знал, чего желает сейчас больше всего: найти полный кувшин и осушить его в одиночку или догнать наглого лохматого брюнета, которого тут величали искусником и носились с ним, как с праздничным тестом, и надеть этот кувшин ему на голову.

Веселой парочке оставалось сделать всего несколько шагов, чтобы нырнуть во мрак весенней ночи, когда чье-то тяжело сопящее тело вклинилось между ними, раскидывая в разные стороны.

— Дед! — возмущенно вскрикнула Алильена, с головой выдавая себя этим криком, но Инквар не обратил на нее никакого внимания.

Прибавив себе силы, толкнул Канза в спину, роняя в вытоптанную молодую травку лицом, прижал коленом дернувшиеся плечи и выхватил из кармана сонное зелье, без которого никогда не ходил даже в столовую. Всего пара капель, и самоучка будет спать сном праведника не менее суток. Ну а проснувшись, вряд ли сможет припомнить все подробности этого вечера.

Однако впервые за последние годы Инквар даже не успел до конца отвинтить крышечку. Неимоверная тяжесть, показавшаяся искуснику огромным, резко уплотнившимся шматом тьмы, внезапно навалилась на него шалым медведем, сбила с ног и начала сдавливать со всех сторон, постепенно подбираясь к горлу с явным намерением задушить.

Вскипевшая в душе злость, почти ярость, как кнутом подстегнула разум, и с этого мгновения искусник действовал четко и стремительно. Первым делом создал вокруг себя воздушный кокон, остановивший продвижение тьмы, и следом добавил себе еще силы и ловкости.

После этого выскользнуть из-под навалившейся тяжести оказалось довольно просто, и едва Инквар оказался на ногах, темный пузырь странного заклинания лопнул, выплеснув внушительную порцию неистраченной энергии.

Искусник собрал ее уже привычно, не задумываясь, как научился в последние дни поглощать все дозы силы, бросаемые в него ученицей, и тут же забыл об этом, оглушенный несущимися со всех сторон криками.

Что-то совсем не подходящее девичьим устам свирепо рычала Лил, тонко и испуганно голосил Канз, отчаянно кричала стремглав бежавшая к ним Зилия.

Всего пару секунд Инквар торопливо озирался, пытаясь понять, что тут стряслось за то краткое время, пока он валялся, распластанный странной тьмой. А потом наконец рассмотрел, как корчится и дергается убегающий прочь Канз, словно ему под одежду попал рой обозленных ос, безжалостно жаливших самоучку. Вспомнив, какими страшными ожогами были покрыты бандиты, ошпаренные резко усиленными Алильеной амулетами, искусник ринулся за ним, попутно доставая целебные снадобья. И, отвлекшись на эти приготовления, умудрился пропустить момент, когда терзаемый острой болью Канз обернулся и заметил погоню.

Теряя от боли остатки рассудка, самоучка принялся выхватывать из карманов боевые амулеты, светящиеся под внутренним зрением Инквара, как гроздь ярких разноцветных огоньков, готовясь разрядить их в кажущегося врага.

Снова раненой птицей закричала Зилия, подхватила юбки и ринулась наперерез, пытаясь оказаться между ними, но искусник легко разгадал ее намерение и добавил себе еще скорости. В несколько прыжков преодолев разделяющее его от блудника расстояние и отшвырнув с дороги случайную подругу, метнулся к Канзу, попутно создавая простой воздушный щит, одно из трех магических действий, каким научился за последние дни.

Однако остановить обезумевшего от боли и ненависти самоучку Инквар все же не успел. С силой, помноженной на боль и ярость, Канз резко метнул ему в лицо горсть празднично блеснувших амулетов.

Жар заклинаний, взорвавшихся буйным огнем, Инквар ощутил не сразу, следующая минута словно растянулась, оставив в его памяти острую смесь тревоги, отчаяния и надежды. И обрывки мыслей, пытавшихся осознать суть произошедшего, пока сознание, приученное к мгновенному отражению атак, отдавало телу точные, выверенные приказы.

Главным из них стало указание добавить себе еще скорости. После этого ловкие руки искусника сделали все сами: выхватили и активировали отражающий амулет и забросили в рот пару пилюль, многократно усиливающих регенерацию.

К тому моменту, как огненный смерч обрушился на Инквара, он уже был готов к встрече с ним настолько, насколько это вообще возможно в его положении. Воздушный кокон сгорел за несколько секунд, но темные глубины подсознания, взявшие на какие-то мгновения власть над телом, разумом и профессиональной рассудительностью искусника, тотчас восстановили щит, бесцеремонно собирая для него щедро выплескивающуюся из сгорающих амулетов энергию.

Осмотрительность Инквара, давно ставшая для него незыблемым законом, тотчас возмутилась таким грубым нарушением правил маскировки, но главный инстинкт человека, самосохранение, моментально подавил всякие сомнения. В миг решения самого насущного вопроса — как выжить в безысходной ситуации — оказались несущественны все остальные заботы.