Михаил Успенский - Белый хрен в конопляном поле

Упали в колдовской котел трое, а вышли — двое.

Это были на вид все те же Тихон и Терентий — румяные, загорелые, — но только куда покрупнее прежних близнецов: и ростом повыше, и в плечах пошире, так что вся одежда их разлезлась по швам.

— Батюшка, ты жив? — грянули братья в две глотки.

Но Стремглав не глядел на них, потому что в зале появилась королева Алатиэль.

Пистон Девятый, Ироня и еще пара старых бонжурских гвардейцев могли бы поклясться, что Алатиэль нисколько не изменилась с того дня, как объявила капитана Ларусса своим рыцарем. Только не было тогда на ней такого нарядного зеленого платья, не было и ожерелья в виде цветов бессмертника.

Они долго-долго смотрели друг на друга.

Так долго, что все черные немые служители замка Эльфинор успели обездвижиться, упасть и истлеть с большим запозданием.

Так долго, что цепи, в которые закованы были пленники, успели заржаветь и рассыпаться в рыжую пыль.

Так долго, что гранитные глыбы, из которых был сложен замок, начали крошиться от древности и падать по камешку на трескающиеся плиты пола.

Так долго, что даже и самое верное сердце устало бы стучать.

Наконец мужицкий король радостно улыбнулся, сделал шаг вперед к своей эльфийской королеве — и упал.

В те дни поэты не говорили — «он умер». В те дни поэты говорили — «он узнал тайну жизни». Король Стремглав узнал тайну жизни: он умер. Подбежавшие сыновья поняли это сразу, потому что не были уже прежними Тихоном и Терентием — они уже все знали, все понимали и ничему не удивлялись.

И они посмотрели на ту, которая дала им жизнь — им и тому третьему, что будет теперь всегда в них присутствовать, — с пониманием и сожалением. И они поняли, что мать их не узнает и никогда не узнает.

И Алатиэль это поняла, и достала трехгранный кинжал, и последовала за своим супругом, как и должно поступать эльфийской королеве.

— Ну вот, я надеялся, что повезет, — сказал Пистон Девятый. — И повезло… Еще одна убийственно сбывшаяся мечта. Еще одна загадочная история любви.

— Отчего же загадочная? — сказал Ироня. — Все части этой загадки у меня, да только нет ни малейшего желания их складывать… Пусть уж люди сами…

К собеседникам подковылял боцман Баррахлоу.

— Ваша светлость, я узнал! Я ее узнал!

— Вот видите, сир, — сказал Ироня. — Еще один… Боцман, я велел вам держать язык за зубами?

— Так точно, ваша светлость.

— Вот и держите. А еще лучше — убирайтесь подальше от континента, куда-нибудь на теплые острова. Не то в следующий раз я вас все-таки повешу.

— За что вы так беднягу? — спросил бонжурский король, когда испуганный пират со всей возможной скоростью удалился от них.

— Он нарушил слово, которое дал совсем недавно…

— Вы в самом деле считаете, что мы правильно поступили, похоронив наших несчастных друзей именно здесь?

— Такова была воля сыновей. И спорить я не смог. Я не знаю этих парней, и я их, признаться, боюсь. Во всяком случае, побаиваюсь. Их природная натура отныне отравлена разумом, и остается лишь уповать на лучшее.

Бонжурский король и посконский шут стояли на склоне у развалин Чизбурга, на том самом месте, где когда-то отчаянные рыцари собирали цветы, выросшие на крови.

Колдовство кончилось, и руины снова стали руинами. Люди вовремя успели покинуть их.

— Знаете что, Эйрон, — сказал Пистон Девятый. — То, что говорил там эльфийский выродок, — чистая правда. Я был бы рад избавиться от номинального наследника и усыновить одного из наших сироток. Ведь они еще несовершеннолетние! Вы можете объявить себя их опекуном…

— Вы еще скажите — регентом, сир. Эти сиротки сами кого хочешь усыновят…

К ним подошла рыдающая принцесса Изора.

— В чем дело, дитя мое? — бонжурский король в любых обстоятельствах не мог не утешить красивую девушку.

— Они… Не хотят…

— Чего не хотят? — изумился король.

— Не хотят жениться… Говорят, что уже умные… Что я отсталая… Что бесприданница…

— Что делать, дитя? — беспомощно развел руками Пистон Девятый, и его виконт дю Шнобелле уныло повис. — Недаром же пела старая ведьма: «Жениться по любви не может ни один король». Впрочем, я могу вернуть вам великое герцогство Мезантийское, восстановить его в прежних границах…

— Спасибо, ваше величество, — сказала принцесса. — Это после того, как меня почти пятьсот лет по ярмаркам таскали? С такой репутацией?

— В Посконии о вас слыхом не слыхивали, — сказал Ироня. — Вы можете поехать со мной. Я одинок и не стеснен в средствах…

— Ага, и каждый день видеть этих… Этих… — и принцесса опять заревела в голос. — Они были такие… Один такой хороший… Другой такой плохой… А эти… эти… Они НИКАКИЕ!

— Ну а дон Ка… то есть дон Раймундо — чем он плох? Красив, умен, учен, учтив, отважен, находчив… Тем более вы его расколдовали, он будет вам благодарен по гроб жизни… — сказал Ироня.

— Да? И по гроб жизни плодить нищету, дожидаясь, покуда он получит свое алхимическое золото? Вы бы мне еще этого неталийского братана присоветовали. «Сестра наша Изора, не сходить ли тебе на панель ради подогрева братьев наших узников?» Спасибо. Черный мальчик, конечно, неплох, но он уже помолвлен с какой-то там дочерью ювелира. Ее, разумеется, можно отравить, но осадок-то останется! И вообще, я их, арапов, знаю: чуть что не по нему — задушит…

— И съест, — добавил Ироня, надеясь развеселить Изору, но она не поняла.

— И съе-ест… — повторяя это, она пошла прочь по склону.

— Подумать только — сказал Пистон Девятый. — Кажется, совсем недавно, вот здесь, в павшем Чизбурге, я держал в руках судьбы целого континента, а сейчас не могу решить судьбу одной-единственной девчонки, пусть в ней даже полно древних предрассудков.

— Мы уже ничего не решаем, — сказал Ироня. — И Стремглав, мир его памяти, уже ничего бы не решал, уверяю вас. Вы заметили, сир, как грамотно эти ребята все организовали — от похорон до связи? И в Плезир, и в Столенград уже отправлены курьеры с соответствующими распоряжениями. Обе армии войдут в Немчурию, усмиряя поднявших голову герцогов. Боюсь, что новые Тихон и Терентий скорей найдут общий язык с вашим наследником, сир, нежели с вами.

— Тогда мне конец, Эйрон. Тогда я и дня не проживу. Но… формально ведь все было сделано от моего имени?

— Молодежь не любит формальностей, мой добрый Пистон… Боюсь, мне тоже не найдется места в новой Посконии. Пожалуй, зря я был так резок с боцманом.

Снова подбежала принцесса Изора — уже веселая.

— Ура! Дедушка-пират повезет меня на остров, где зарыто много-много золота!