Алекс Джиллиан - В поисках Авалона

Пока Крейн говорил свою речь со спокойствием, которому оставалось только позавидовать, глаза Дженни становились все шире, а когда закончил, у нее не нашлось слов для ответа. Его слова ошеломили ее. Она не знала, как мог он так точно описать все, что с ней происходило. Неужели все действительно было предрешено? И он с ней играл…. Но разве она не знала, что Джон с самого начала вел нечестную игру? Точную, ловкую, рассчитанную по шагам.

— Ты прав, Джон. — слабо проговорила она бесцветным тоном. Он все еще держал в ладонях ее лицо, но его прикосновения потеряли для нее прежний смысл. Она лишь пешка на шахматной доске. И она проиграла. — Но скажи мне еще кое-что….

Расплавленное серебро ее глаз встретилось с изумрудными холодными льдинками. Он искал в них боль и покорность в своей судьбе, но не нашел ничего.

— Зачем столько времени и усилий? — спросила она ровным безразличным голосом. — Ты, который так легко может управлять умами и сознанием людей, затеял целый спектакль с декорациями, спецэффектами и множеством действующих лиц и потратил на него целый год своей жизни.

— Что значит год ожидания для того, кто ждал пятьсот лет, Дженни? — мягко спросил Джон, проводя подушечкой большого пальца по ее губам. — Это азарт. Игра дарит ощущения, о которых я давно забыл. Напоминает мне о том, что я еще жив.

— Но для меня это не было игрой. — горько улыбнулась Джейн. — Да ты поразил меня при первой встрече, но за каждым твоим взглядом и словом я чувствовала фальш. А вчера в доме Ламберта ты впервые снял свою маску, и я поняла, что никогда не любила тебя на самом деле.

— Это ложь. — жестко усмехнулся Крейн.

— Я любила того, кто под маской. — продолжила она, ощутив, как дрогнули его руки. — И я люблю того, кто так искренне и нежно любил несчастную графиню, что никогда не осмелился прикоснуться к ней, я люблю того, кто даровал жизнь истерзанной фашистами девушке и искренне горевал, когда она погибла спустя годы на его руках, я люблю того, кто любил меня этой ночью. И я не люблю тебя, когда ты говоришь, что все это было игрой ради азарта и острых ощущений, потому что снова чувствую фальш. Вот так, Джон. Попробуй теперь разобраться в моих чувствах.

— А с чего ты взяла, что теперь для меня это имеет какое-то значение?

— Потому что имеет, мистер Крейн. — уверенно заявила Джейн. — Я не понимаю, зачем ты пытаешься выставить себя в негативном свете? Теперь я в твоих руках, ты выиграл, так для чего эти разговоры?

— Я мог бы воспользоваться своей силой, чтобы заставить тебя принять меня таким, какой я есть, и ты не смогла бы сопротивляться. Ты слабее, гораздо слабее Луизы. У нее был характер и мудрость, которых нет у тебя. Я использовал на ней свои чары, потому что сразу понял, она не сдастся без боя. И, в конечном счете, не она была моей целью, но сейчас у меня достаточно времени, чтобы без всякого колдовства получить ту, в которой теплиться отважный дух Луизы Браун.

— Ты пытаешься оскорбить меня. Не выйдет. Твои чары не столь сильны, ведь Луиза смогла воспротивиться им, и даже ослепленная тобой Элизабет переметнулась на ее сторону. Брайан сказал мне, что месть тебе не присуща, что ты выше ее, но он ошибся. Мужчина, который трижды потерпел неудачу, даже, если он бессмертен и очень мудр, никогда не забудет о своем проигрыше.

— Трижды? О чем ты говоришь, Джейн Браун?

— Не понимаешь? — холодно взглянув в сузившиеся зеленые глаза Крейна. — Первый прокол вышел с Луизой. Ты упустил момент, когда она вышла из-под контроля твоих магических чар. Второй — с Элизабет. Она отвернулась от тебя в критический момент, хотя утверждала, что верит тебе всем сердцем. Ну, а в третий — это главный. Ты здесь, а кольцо у меня. И пока оно у меня, а я жива, ты не вернешься в Сомерсет, и не обретешь силу своего создателя. Обиднее всего, что победу над тобой одержали женщины, когда ты меньше всего ждал подвоха. Ты самоуверенный, эгоистичный, циничный, ставящий свое великое я выше других, не считаясь ни с кем. И твоя игра — банальная месть. А раз я такая слабая и никчемная, то она просто смешна.

— Это ты смешна, моя дорогая. Думаешь, что понимаешь меня. Нелепое заблуждение. Ты — женщина, а место женщины на спине.

— Как мудро звучит…. - насмешливо бросила Джейн. — Я думаю, что утро затянулось. Мне пора вернуться в свою спальню, чтобы покорно ждать решения своего наимудрейшего господина.

— Не спеши, Дженни. — глаза Крейна опасно сверкнули, и он грубо схватил ее за руку, когда она попыталась выбраться из огромной кровати. Слезы душили ее, но гордость не позволяла им пролиться. За какие-то полчаса он сумел растоптать все, что зародилось в ее душе. И, если он намеревался нанести последний сокрушительный удар, то, черт с ним, она готова. Хуже уже не будет.

Скинув на пол одеяло, Джон бросил обнаженную девушку на спину, всем своим видом показывая и доказывая правдивость своего высказанного ранее мнения. Навалившись на нее всем своим могучим телом, он беспощадно впился в плотно сжатые губы Джейн. Напрасно она колотила его маленькими кулачками по стальной, бугрящейся мускулами спине. Он был не умолим, как и его настойчивый рот, и искусные руки, которые неспешно начали штурмовать ее слабое тело с умением, приобретенным за многие сотни лет. Сопротивляться ему было бесполезно. И в этой борьбе ее капитуляция не ставилась под сомнение. И когда она сдалась, позволяя ему делать с ней все, что заблагорассудиться его порочному воображению, слезы обиды и сломленной гордости заструились по бледным щекам, опаленным его поцелуями…

— Теперь можешь идти и плакать, сколько заблагорассудиться. — отпуская ее из плена своих объятий, все еще тяжело дыша, небрежно сказал Крейн.

Джейн никогда еще не чувствовала себя такой униженной и растоптанной. Он не подал ей одежду, не позволил прикрыться, а со злорадным удовлетворение наблюдал, как она собирает свои вещи, разбросанные возле его королевской кровати и поспешно натягивает их на себя.

— Не забудь принять горячий душ, чтобы смыть с себя мои грязные дьявольские прикосновения. — насмешливо бросил он ей в спину. — И следы своего падения.

Джейн вздрогнула, напряглась, но ничего не ответила и не обернулась. Они сказали друг другу, больше, чем достаточно. Резко потянув на себя дверь, она практически вывалилась в коридор.

Джон Крейн устало отвел взгляд от захлопнувшейся двери. На душе у него было гадко. Да, похвастаться нечем. Наказал девчонку за то, что сам проявил слабость. Эта ночь и чувства, которые он испытал в ее объятиях, смутили и испугали его. И он выбрал путь жестокости, чтобы навсегда перечеркнуть зародившиеся в душе ростки нежности. Вырвать с корнем, а нее отобрать даже малейшую надежду. Джона не отпускало ощущение дежа вю, и подозрение, что его снова дурачат.