Серж Брюссоло - По образу дракона

Вы все это знаете, но не лишним будет и повторить, потому что мне известно, что многие из вас предпочитают голодать и чахнуть, чем принимать пищу оральным путем. Они не правы. Прибегать к помощи языка и зубов не порицается, когда речь идет о выживании. Не надо играть на руку нашим врагам! Свет, который дают огни в пещерах, не достаточно мощен, чтобы насытить вас и сделать из вас сильных людей, воинов, а возможно, — позднее, — рыцарей-искателей…»

Однажды Тоб, один из соучеников Ната, высказал возражение:

— Учитель, я вас слушаю и не могу понять вот что: мы боимся воды, пусть так, однако… Ведь как-никак и мы, гидрофобы, до верху наполнены жидкостью, разве нет?

— О чем ты?

— Ну, посмотрите… Кровь, что бежит по нашим венам! Содержимое плаценты, в котором плавает зародыш! И все это нас не убивает… Как же так?

Рацца снисходительно улыбнулся.

— Все правильно! Потому все эти субстанции внутри нас отличаются по своему химическому составу от воды! От дождевой воды, если быть точным. В этом разница! Наши жизненные соки не имеют ничего общего с теми, что поддерживают людей дождя. Именно воды вам следует опасаться, и особенно той воды, что извергают смертоносные облака!

Нат поднял глаза к небу. Огненный диск излучал во все стороны нестерпимое сияние. Безупречная чистота небесного свода ободрила его. Еще долго здесь не появится ни одного облачка, и сейчас он не сомневался: прорицатели ошиблись! Ну, так что здесь невероятного? С возрастом патриархи из совета старейшин становились все более осторожными…

Нат расслабил сведенные напряжением мышцы. Он был полностью обнажен, так, чтобы сияние зарождающегося дня могло поглотить его целиком, окутать своим благотворным ореолом. О ночных событиях он почти забыл. Чуть ранее он для очистки совести сделал небольшой крюк, объехав по кругу свою стоянку, но ничего не обнаружил. Впрочем, это ничего не означало, поскольку ветер пустыни имел досадное обыкновение стирать все следы во мгновение ока. Ночной гость не оставил ни малейшей подсказки, по которой его можно было бы угадать. Да и стоило ли гадать, ведь простого скрежета стального лезвия по камню оказалось достаточно, чтобы обратить пришельца в бегство?

Солнечный свет, как всегда, оказывал на него пьянящее воздействие, и Нат чувствовал себя отлично. Бурные химические процессы, протекающие под его кожей, наполняли его эйфорией; еще немного — и он пустил бы Кари в галоп по дюнам, полностью отдавшись удовольствию от скачки. Впрочем, конь, чья физиология подчинялась тем же законам питания, взмахивал гривой, играл передними ногами, резвился, как молодой пони, который только и мечтает, что взбивать копытами песок пустыни. Нату приходилось натягивать удила, чтобы сдерживать его пыл.

В ста шагах позади медленно тащилась Боа. Борясь с дремотой, которая то и дело накатывала на нее, и опасаясь скатиться под ноги своей лошади, Боа приторочила себя к луке седла. Нат нахмурился, охваченный непонятным раздражением. Но почему он должен чувствовать себя виноватым? Слуга выполняет свой долг, вот и все. В конце концов, умереть вместе со своим хозяином, рыцарем-искателем — не это ли есть высшее счастье для раба? Женщины-гидрофаги, которых попросту называли «губками», обычно погибали очень молодыми, и погибали страшной смерью. То, что она сопровождает искателя, должно наполнять Боа гордостью. Однако в глазах служанки Нат не замечал подобных чувств.

Вздохнув, он сверился с курсом. Синяя стрелка компаса по-прежнему показывала на север. Вокруг простирался все тот же пейзаж. Холмы сменялись холмами, дюны уступали дюнам. Порой Нат пытался взять за ориентир какой-нибудь каменистый гребень необычной формы, но быстро утрачивал определенность. Проскакав три километра, он начинал сомневаться, эту ли скалу он выбрал за указатель. Все утесы походили друг на друга, и когда Нат оборачивался в седле, чтобы оценить пройденное расстояние, ему приходилось признать свое поражение. Вон та низкая каменная пирамида в тени? Или, может, тот базальтовый выступ, который эрозия сделала острым, как лезвие? И сколько они прошли — один лье, или два, или три?

Нат передернул плечами: жест, означающий у него, что он желает выкинуть проблему из головы. Чтобы снять напряжение, он стал методично расслаблять мускулы, начиная от икр, и заканчивая плечами. Когда его тело полностью расслабилось, его сознание вытеснилось в самый тайный уголок мозга. В «уголок подведения итогов», как называл его Рацца. Внезапно, так, что он даже не успел подготовиться, его ударило воспоминание, побежало по нервным волокнам, неудержимое, как короткое замыкание. Воспоминание детства…

Сколько лет ему тогда было? Восемь? Шесть? Возможно, и меньше, но эта сцена врезалась в его память в мельчайших подробностях.

… Родос, его отец, тяжело бежит, таща за собой сына. Каждый его шаг болезненно отдается в плечо ребенку. Нат начинает хныкать. Они бегут уже больше часа по широкой равнине, что на западе; его ноги устали и болят, но Родос не слушает его жалоб: ему страшно. Каждые две минуты он поднимает лицо к небу, и в его зрачках, расширенных, несмотря на яркий свет, читается тревога.

Тем утром он разбудил сына и тихонько сказал ему с хитрой улыбкой заговорщика:

— Мы сейчас отправимся на запад, мой мальчик, — при этом отец приложил палец к губам. — Я там обнаружил россыпи зеркальных камней, о которых пока никто не знает. Если нам удастся набрать мешок, это будет настоящей удачей. Этого хватит на всю зиму. Но надо спешить. Если нас опередят, сокровище уйдет у нас из-под носа.

Дальше можно было не продолжать. Безумно гордый собой, Нат вскочил, закинул за плечо кожаный мешок, который протянул ему Родос, и выбрался из своей каменной ниши со всеми предосторожностями, чтобы не разбудить мать и сестренку Джубу.

Словно два вора, они прокрались через общую пещеру, обманув бдительность часовых дождя, пробрались через каменные завалы и по вентиляционным шахтам спустились до уровня земли. Уже начинался сезон дождей. Несмотря на свой юный возраст, Нат понимал это. Выходить за пределы пещер, в которых обитал клан, считалось тяжким нарушением законов Совета. Но властители были стары, иссушены, как охапка соломы. Да и несли всякий вздор… Тогда как Родос, загорелый и мускулистый, с белой гривой волос и бородой, золотистой, отливающей платиной, уж конечно лучше знал, что ему надлежит делать!

Без лишнего груза, одетые только в кожаные набедренные повязки, отец и сын быстро продвигались по затвердевшему песку равнины, перескакивая, словно антилопы, через каменистые гребни, не позволяя своему дыханию сбиться. Однако в это время года солнце вступало в фазу упадка. Появились первые признаки ослабления его мощи: лучи, особенно по утрам, уже не были такими яростными и палящими. Два дня назад часовые облаков официально объявили завершение сезона засухи и запретили детям огня покидать пещеры на шесть ближайших месяцев. Но находились отважные (по большей части неисправимые следопыты), кто, в обход запрета, старались по полной использовать безопасное время, пока не появились первые облака. И Родос был как раз из таких.