Исуна Хасэкура - Волчица и пряности. Том 17

– Эх… ошибиться невозможно. Она сердится, – сказал Лоуренс и, положив руку на лоб, повесил голову.

Где же он опростоволосился?

Он всегда целовал ее в щеку, когда вставал утром и ложился вечером; он никогда не забывал расхваливать ее хвост, когда она его расчесывала. Как бы сильно он ни был занят, он всегда готовил дома завтрак и ужин. Из-за этого на столе в его спальне скапливались горы гарантийных писем ремесленникам, благодарственных писем в расчете на будущее сотрудничество, записей с различными сведениями касательно поставщиков и продавцов и прочих бумаг.

Этого было достаточно, чтобы Хоро иногда нервно улыбалась и признавала, что, возможно, он ее слишком уж балует.

И тем не менее не обходилось без трений. Без споров.

Однако он не мог вспомнить, когда бы он вызвал в ней такой гнев, что она позвала сразу пять давних знакомых – причем всех женщин.

Может быть, ее сердило это – внезапно пришло ему в голову.

С самого начала осени в Ньоххиру отовсюду потянулись люди, желающие провести долгую зиму в здешних купальнях. Многие из них были богаты, а значит, необходимо было организовать для их встречи красивых девушек.

Некоторые из этих девушек кидали на Лоуренса фривольные взгляды.

Здесь, вдали от цивилизации, приезжающие купаться посетители были настоящими золотыми фонтанами, и потому сюда тянуло красивейших девушек. В обычном городе они бы на бродячего торговца вроде Лоуренса и не взглянули.

Однако большинство купальщиков были сморщенными старцами или брюзгами средних лет, обожающими после долгого купания ворчать без передыха, и потому неудивительно, что девушки обращали взгляды на таких мужчин, как Лоуренс. Между собой они говорили в основном о том, сколько здесь мужчин и какие из них лучше, какие хуже. Большинство мужчин, проработавших здесь хотя бы пять лет, находили себе красивых жен.

Конечно, уже сейчас, когда заведение Лоуренса только сооружалось, владельцы купален и лавок в Ньоххире знали, что он и Хоро вместе, однако Хоро ни разу не заявила публично, что они с Лоуренсом супруги.

Сначала, должно быть, ее саму это смущало, но, будучи упрямым существом, очень редко берущим назад свои слова, она даже спустя три года жизни здесь не собиралась передумывать.

Никак иначе Лоуренс не мог трактовать ее заявление в Сувернере.

Он с самого начала пообещал Хоро отвезти ее в Йойтсу. И это обещание до сих пор оставалось невыполненным.

От Ньоххиры до Йойтсу было практически рукой подать, лапы Хоро могли преодолеть это расстояние прогулочным шагом. Однако Хоро упрямо отказывалась идти, серьезно раздражаясь всякий раз, когда Лоуренс об этом заговаривал. Возможно, она с самого начала намеревалась использовать их договоренность в Сувернере – не вступать в брак, пока не будет выполнен их прошлый уговор, – как способ ухода от этой темы.

Лоуренс, полагая, что у Хоро есть на это свои причины, как-то спросил об этом, но давить не стал.

Но, хоть они и не принесли друг другу обеты в церкви, Лоуренс мог гордо утверждать, что он и Хоро близки друг с другом, как большинство мужей и жен в этом мире. Он знал, что у Хоро есть некоторые черточки, которые она сама с трудом понимает. Кроме того, иногда она просила Лоуренса расчесывать ей хвост, чего в прошлые времена она никогда ему не позволяла.

С учетом всего этого неудивительно было, что немало женщин – несомненно, оставивших в слезах множество мужчин еще до того, как сюда приехал Лоуренс, – полушутливо заигрывали с ним.

Но вложить душу можно во все, какую бы форму это ни принимало. Если в шутку начать возносить молитвы к селедочной голове, сам не заметишь, как начнешь делать это всерьез.

Иными словами, женщины, сперва намеревавшиеся просто поиграть, со временем настроились уже как следует.

Сначала эти женщины просто начали обхаживать его, когда он расслаблялся в общественной купальне. Но вскоре это переросло в домашнюю готовку, а позже они стали зашивать его одежду.

Его многочисленные отказы не обескураживали их совершенно, да и сам Лоуренс не мог просто не замечать этих женщин. Более того, стоило ему выказать хотя бы намек на восхищение, женщины от счастья сверкали подобно самоцветам, что Лоуренсу причиняло боль.

Хоро впадала в гнев с легкостью. И никто не вмешивался в дела неуклюжего новичка, в какое бы затруднительное положение он ни попадал.

На дороге все люди зрители.

В конце концов однажды ночью, когда беззвучные слезы, долго копившиеся у Хоро, подступили ей к горлу, Лоуренс собрал решимость в кулак.

Усердно объяснив каждой из женщин, что, кроме Хоро, невесты у него не будет, он все-таки заставил их отступиться.

Это объяснение он давал всем, однако, когда он вернулся после всех этих убеждений, Хоро с красными глазами и распушенным хвостом схватила его и принялась обнюхивать.

Время от времени Хоро останавливалась, и Лоуренс, понимая причину, смирялся с тем, что сейчас на него будут рычать; однако Хоро так ничего и не сказала.

И еще целую неделю потом не разговаривала с ним.

Когда через неделю она таки заговорила, первым словом из ее уст было, естественно, «дурень».

Кстати говоря, женщины, преследовавшие Лоуренса, до сих пор были известны своим музицированием в купальнях Ньоххиры. Единственной хорошей стороной той истории стала разошедшаяся весть, что Лоуренс – очень верный человек, и благодаря этому ему стали гораздо больше доверять.

Какое-то время спустя и Хоро, по-видимому, оставила позади свои чувства касательно произошедшего.

Лоуренс, по-прежнему в холодном гостевом зале недостроенного здания, повесил голову и вздохнул. Его чувства к Хоро не попадали в цель. Он вспомнил тот постоялый двор в Сувернере пять лет назад.

Хоро была прекрасна; лунный свет покрывал ее лицо точно свадебной вуалью.

Он думал, что дальше будет «и жили они долго и счастливо», однако на самом деле количество его тревог отнюдь не уменьшилось. Наоборот, увеличилось.

Лоуренс снова вздохнул и вдруг осознал, что Коул по-прежнему стоит рядом с ним и смотрит на него встревоженно.

– Зато здесь все идет хорошо.

– А, да. Ремесленники сделают еще один проход, и будет идеально. Но прежде чем они придут, мне хотелось бы еще кое-что выровнять.

– Ты очень помогаешь. И к тому же очень точно работаешь. Какой удар по образу расцветающего богослова.

На эти слова Лоуренса Коул беззаботно рассмеялся. Когда у него выдавалось свободное время, он общался с людьми: с местными, с посетителями купален – со всеми. Даже если не было богословов, Коул был не прочь общаться и с ремесленниками, и с наемниками.