Энн Райс - Талтос

Марклин начал замерзать, но не обращал на это внимания.

Гластонбери всегда был для Марклина не чем иным, как священным местом, хотя он и не верил ни в какие легенды, связанные с этими холмами.

Каждый раз, когда он поднимался на Вериолл, он с глубоким убеждением монаха рисовал в своем воображении благородного Иосифа Аримафейского, втыкающего свой посох в этом месте. И для него не имело значения, что нынешний терновник вырос из побега древнего дерева, давно исчезнувшего, как не имели значения и многие другие подробности. На этом месте он ощущал возбуждение, соответствовавшее его цели, некое религиозное возрождение, придававшее ему сил и отсылавшее его обратно в мир еще более безжалостным, чем когда-либо.

Безжалостность. Вот что сейчас было необходимо. Но Стюарт не способен это увидеть.

Да, все пошло ужасающе неправильно, тут нет сомнений. Были принесены в жертву люди, чья невиновность и сущность требовали большей справедливости. Но в этом был виноват не только Марклин. А извлеченный из всего урок говорил, что в конечном итоге все это не имело значения.

Марклин подумал, что пришла пора ему поучать своего учителя: «За много миль от Обители, на этом открытом месте, наша встреча вполне объясняется нашими собственными многолетними обычаями. Мы снова отправимся туда вместе. Ничто еще не потеряно. Стюарту необходимо дать моральное оправдание выгоды, полученной от случившегося».

Явился Томми.

Томми всегда был вторым. Марклин наблюдал за тем, как древний двухместный автомобиль Томми ползет по Хай-стрит. Наблюдал за тем, как тот нашел место для парковки, за тем, как Томми захлопнул дверцу, не сумев, как всегда, запереть ее, и начал подниматься на холм.

А что, если Стюарт так и не появится? Что, если его и нет поблизости? Что, если он действительно отказался от своих учеников? Нет, это невозможно.

Стюарт ждал возле источника. Он выпил из него воды, когда пришел, и выпьет еще потом, перед уходом. Его паломничество сюда было таким же постоянным, как паломничество древних друидов или христианских монахов. Стюарт двигался от святилища к святилищу, потом к следующему…

Такие привычки учителя всегда пробуждали в Марклине нежность, как и слова Стюарта. Стюарт «посвящал» их в темную суть проникновения в «мистику и мифы, ради того чтобы коснуться ужаса и красоты самой сердцевины».

Это выглядело вполне приемлемой поэзией как раньше, так и теперь. Только Стюарту нужно было напомнить об этом, нужно было убедить его с помощью метафор и возвышенных чувств.

Томми уже почти дошел до дерева. Последние шаги он делал осторожно, потому что на скользкой грязи легко было потерять равновесие и упасть. Марклин однажды упал, много лет назад, когда они только начали свои паломничества. Пришлось провести вечер в гостинице «Джордж и Пилигримы» в ожидании того, когда его одежду хорошенько отчистят.

И совсем неплохо, что такое случилось: вечер был замечательный. Стюарт остался с ним. И они проговорили допоздна, хотя Марклин и был вынужден сидеть в маленькой симпатичной спальне во взятых взаймы халате и тапочках, и оба они страстно и тщетно желали взобраться в полночь на вершину холма и пообщаться с духом спящего короля.

Конечно, Марклин ни единожды в жизни не поверил в то, что король Артур действительно спит под камнями Гластонбери. Если бы он в это поверил, он бы тут же схватил лопату и начал раскопки.

Стюарт лишь к концу жизни пришел к убеждению, что любой миф интересен только тогда, когда за ним кроется правда, и что вполне можно отыскать эту правду и даже ее материальные доказательства.

Ученые, думал Марклин, это их неизбежный порок; слова и дела становятся для них единым целым. И именно это было теперь основой путаницы. Стюарт в свои восемьдесят семь лет, похоже, впервые совершил вылазку в реальность.

Реальность и кровь перепутались.

Томми наконец-то добрался до Марклина. Он подул на замерзшие пальцы и полез в карманы за перчатками — вечное обыкновение Томми, который поднимался на холм с голыми руками, забыв о перчатках, и только когда видел кожаные перчатки на руках Марклина, которые сам же ему и подарил давным-давно, вспоминал о своих.

— А где Стюарт? — спросил Томми. — Да, перчатки… — Он уставился на Марклина, и за круглыми толстыми стеклами очков без оправы его глаза казались огромными, а рыжие волосы были подстрижены аккуратно и так коротко, что он вполне мог бы сойти за какого-нибудь адвоката или банкира. — Перчатки, да. Где он?

Марклин хотел уже сказать, что Стюарт не пришел, но тут увидел, как тот выбирается из своей машины, подъехав в ней так близко к холму Вериолл, как только дозволялось. Это было не похоже на Стюарта.

Но в остальном Стюарт выглядел как прежде: высокий, сухопарый, в знакомом пальто, с кашемировым шарфом вокруг шеи, развевавшимся на ветру. Его худое лицо было словно вырезано из дерева. Седые волосы, как всегда, торчали вверх, напоминая хохолок сойки. За последнее десятилетие он почти не изменился.

Подойдя ближе, он посмотрел на Марклина в упор. И Марклин вдруг заметил, что дрожит. Томми отошел в сторону. Стюарт остановился футах в шести от них обоих и стиснул руки. При виде молодых людей на его тонком лице отразилось страдание.

— Вы убили Эрона! — крикнул он. — Вы, оба! Вы убили Эрона! Да как, во имя Господа, вы могли такое сделать?

Марклин потерял дар речи, вся его храбрость и все его планы разом улетучились. Он попытался справиться с дрожью в руках. Он знал, что, если сейчас заговорит, его голос прозвучит слабо, без какой-либо властности. Для него был нестерпим гнев Стюарта, его разочарование.

— Боже милостивый, что вы натворили! Вы, оба! — гремел Стюарт. — И как я мог способствовать этому? Боже мой, это я виноват!

Марклин сглотнул, но промолчал.

— Ты, Томми! Как ты мог участвовать в таком?! — продолжал Стюарт. — И Марк! Марк, это ты, ты все придумал!

— Стюарт, вы должны меня выслушать! — выпалил Марклин, не успев прикусить язык.

— Выслушать тебя? — Стюарт подошел ближе, сунув руки в карманы пальто. — Выслушать тебя? Я должен? Позволь задать тебе один вопрос, мой блестящий юный друг, моя наилучшая, моя храбрейшая надежда! Что может помешать тебе вот сейчас убить и меня, как ты убил Эрона и Юрия Стефано?

— Стюарт, но я это сделал ради вас! — настойчиво произнес Марклин. — Если бы вы только послушали, то поняли бы. Это всего лишь плоды тех семян, что вы посеяли, когда мы вместе начали все это. Эрона необходимо было заставить умолкнуть. То, что он ни о чем не доложил, что он не вернулся в саму Обитель, было чистой удачей, Стюарт! Он мог это сделать в любой день. И Юрий Стефано точно так же мог туда явиться. Его приезд в Доннелейт был простой случайностью. Он мог прямо из аэропорта отправиться домой.