Кэтрин Валенте - Сказки сироты: В ночном саду

Отперев тяжелый замок, она вошла в комнату на вершине башни, где оставила брата. Внутренне она была полностью готова к тому, что его там не окажется, и комната будет пуста, как пересохший колодец. Она приказала себе быть сильной, так как впереди маячили новые побои, которые следовало перенести стоически.

Но мальчишка дремал на подоконнике, опустив взъерошенную голову на изъеденный ветром камень, и его глаза двигались под веками – сон был глубоким и вязким, как подогретое вино с пряностями. Солнечный свет сделал его волосы подобными углям в железной жаровне, языкам пламени за чёрной решеткой. Динарзад, удовлетворённая зрелищем усмирённой гордыни, позволила себе ласково улыбнуться. Тем не менее, когда она разбудила брата, её голос был суров, точно крокодилья шкура:

– Вставай, негодник! Хватит спать. Будешь работать в кухне. Раз уж ты бродишь по Саду, как бездомный пёс, привыкай питаться отбросами. А поскольку сегодня во Дворце обедает Королевская гвардия, скучать тебе не придётся. К концу дня так устанешь, что и не вспомнишь о своей маленькой демонице.

Мальчик проснулся быстро – ему хватило ума не показывать свою слабость после бессонной ночи или песок в глазах. Он с мрачным весельем последовал за сестрой вниз по лестнице, а потом – в недра Дворца. На кухнях словно бесновался табун быков: в печах гудело пламя, из-под медных крышек вырывался пар, будто в котлах варилось какое-то магическое зелье. Повара и горничные расхаживали с величественным видом и орали друг на друга с одинаковой яростью; их рабочая одежда была испачкана соусами, сиропами и пряностями всевозможных цветов. Динарзад безжалостно ткнула брата в спину, заставляя войти.

– Повариха за тобой присмотрит. Будешь её слушаться, понятно? У меня нет желания возвращаться сегодня в эту преисподнюю. Еда приятнее выглядит на тарелке. Удачного дня, братишка.

Сказав это, она исчезла в вихре белых шелков и тёмных струящихся волос.

Повариха возвышалась над ним – большая дебелая корова с отвисшими щеками, как у гончей, и животом, который внушительной складкой плоти нависал над повязанным на талии фартуком. Глаза у неё были бледно-голубые, рыбьи, и правый немного слезился. Когда она окинула мальчика взглядом, ему показалось, что улитка проползла по коже. Она оценивала его, как генерал оценивает солдата-новобранца.

– Эх, – со вздохом сказала она, колыхнув животом, – неженка вроде тебя и гренки не поджарит, так что ступай мыть полы. Под ноги не лезь и не воруй, ясно?

Взмахом руки она указала на деревянное ведро с серой водой, от которой несло щёлоком, и ринулась к группке старших поваров быстрее, чем это казалось возможным, – будто гиппопотам, погнавшийся за злополучными речными лодками, – на ходу успев наорать на беспомощную горничную.

Мальчик драил полы, пока пальцы не стали красными и морщинистыми, словно древесная кора, но втайне наполнен был ликованием, как мешок вора – золотом. Он устроит девочке настоящий пир, потому что на огромной кухне можно раздобыть всё, что по желаешь. Готовился пышный банкет для Королевской гвардии, которой так редко удавалось разместиться на постой в пределах Дворца, что каждое её появление влекло за собой роскошные пиршества, устраиваемые быстрее, чем расцветают одуванчики на дворцовых клумбах. Утром забили громаднейшего кабана, и теперь он располагался на главном столе, как могущественный лорд, поблескивая жиром. Оставалось лишь дождаться, когда суетливые, точно мускусные крысы, горничные отправятся прислуживать в пиршественный зал, а повара пойдут к дворецким, чтобы сообщить меню. Тогда великий кабан останется без охранников.

И действительно, когда лиф ночи со шнуровкой из тающих солнечных лучей затянул небо, все обитатели кухни покинули её, и мальчик оказался там один. Повариха к этому времени, похоже, забыла о его существовании.

Своим маленьким кинжалом он отхватил несколько ломтей жирного розового кабаньего мяса и заново разложил глянцевитую зелень, чтобы прикрыть дыру на месте украденного, после чего отправился за другими сокровищами. Мальчик спрятал за пазухой посыпанные сахаром булки и кусок сыра, туда же запихнул копчёную рыбину и несколько сонь-полчков [8] Соня-полчок, или полчок, – грызун семейства соневых. В Древнем Риме сонь-полчков отлавливали и некоторое время держали в неволе, откармливая орехами, после чего использовали в пищу в качестве деликатеса, приготовленного описанным в романе способом. , вымоченных в перце и мёде, которых обожал Султан. Убегая на свободу, он в последний раз оглядел «тюрьму», куда его заточила сестра, и с ухмылкой цапнул блестящее красное яблоко из пасти кабана. Он прокрался наружу так тихо, как мог, и прошмыгнул в Сад через сверкающие серебряные врата, прижимая добычу к груди. Его сердце билось, как молоточек, ударяющий по колоколу из слоновой кости.

Однако той ночью мальчик её не нашел.

Он сидел у подножия одной из громадных мраморных статуй, закинув ноги на каменный хвост танцующей русалки, и в одиночестве поедал холодную свинину, закусывая яблоком. Он не понимал, почему девочка нарушила обещание и не появилась как всегда – словно волшебница, приносящая истории, одетая в шелка и серебро. Жуя медовое мясо в темноте, он смотрел на россыпь звёзд в ночном небе и воображал себе её лицо: тайное, появлявшееся в моменты, когда она глубоко погружалась в свои истории, а её окутанные дымом глаза двигались под чёрными веками. Вдруг ему в голову пришла ужасная и страшная мысль – что, если он ей совсем не нравится, она просто хочет рассказать все истории, чтобы снять с себя проклятие и чтобы странная магия, поселившаяся в запятнанных глазах, освободила её из Сада. Может, он был для неё всего лишь ушами? Мальчик задрожал, почувствовав, как ледяной холод впивается в кости. Она его бросила, и теперь его удел – тяжкий груз тоски и тишины. Её отсутствием нельзя пренебречь, как невозможно не заметить статую в мерцающем лунном свете.

Той ночью ночей он тонул в самообмане до утра и вернулся в свою постель, лишь когда небо окрасилось в льдисто-золотой цвет.

В последнюю ночь полнолуния мальчик забрёл в западную часть Сада, где на холодном свету блестело маленькое озеро, в котором плавали косяками рыбы с золотистыми глазами. Еды при нём не было – он почти утратил надежду разыскать девочку. Срок наказания истёк, и он снова ужинал с братьями, поэтому воровать еду было непросто. Динарзад удваивала сложность задачи, каждый вечер садясь рядом с мрачным видом и не обращая внимания на удивленные взгляды других братьев. Он её ненавидел – эти тонкие пальцы, снимавшие шкурку с жареной перепёлки и державшие нож в точности под тем углом, как их учили, словно в этом не было особого труда и за привычку не пришлось заплатить годами шлепков по рукам.