Гай Юлий Орловский - Патроны чародея

Старший альв спросил очень серьезно:

— Но почему… ты хочешь с нами общаться, а не… воевать? Как все остальные?

— Мировоззрение, — ответил я солидно. — Мировоззрение у меня такое. Вообще–то я не совсем знаю, что такое мировоззрение, просто о нем нельзя не сказать иначе как дурак среди умных, но в моем старом королевстве не нападаем же на буддистов? Вот вы вроде буддистов. Или йогов. Живете себе и живете, будто живете. Вам на все плевать, кроме своего здоровья. Никому не вредите. Вот и я вредить не буду… и других постараюсь удержать от экономически не оправданных действий. Травка, которую хотите принести, но я вам мешаю демократической болтовней в духе демократии о сути демократии, как раз и будет залогом вечной… нет, дружба — хреновое понятие, а вот плодотворного сотрудничества иногда по случаю, самое то!

Он покачал головой, и хотя двигал медленно, мне показалось, что у него три головы, появляющиеся поочередно и так же поочередно исчезающе.

— Мы просто хотим жить, как жили…

Я сказал со вздохом:

— Ну уж нет, еще и вас защищать не буду. Сами как- нибудь… Что вы за вымирающий вид? Эльфы от вас отделились, как кроманьонцы от неандертальцев, и все еще выживают, а вы чего?.. Только прячетесь? Но я же вас нашел, найдут и другие.

Он проговорил тихонько:

— Человек… у тебя своя магия… очень сильная.

Я отмахнулся.

— Но нехорошая. А я человек хороший и даже замечательный в определенных условиях. Мне бы такую магию, чтобы творить добро, сеять разумное, доброе, вечное!.. А я только убивать могу. А это и волк умеет. Правда, как человек, я убивать умею лучше любого другого зверя, все–таки царь природы… еще чуть — и мне это понравится, вот будет жуть какая–то сладкая.

Он развел руками.

— Мы с магией рождаемся. А люди учатся.

— Одни учатся медленно, — сказал я, — другие быстро. Мне пришлось, как вы знаете, попасть под свет трех лун… с вашей помощью не помер, но, как сказал чародей королевы Рундельштотт, я теперь могу впитывать магию… а раз могу, то должен и как–то ею пользоваться для дома, для семьи? А то и для отечества, которого нет, но которое будет?

Он посмотрел на меня исподлобья.

— Вот и пользуйся…

— Жаль, — сказал я, — четвертой не было… Или еще двух–трех, чтоб уж жахнуло, так жахнуло!..

Он пробормотал:

— Если бы еще и четвертая вышла… на земле бы все вымерло. Три и то… Вы уже знаете, откуда химеры берутся?

Он посмотрел на меня так, словно и я вот–вот превращусь во что–то жутковатое, а то и противное.

— Все мы химеры, — ответил я беспечно, — жили себе такими счастливыми обезьянами! Сладкие и такие вкусные бананы жрали… А потом — бах!.. — охимерились в человеков. И пошло–поехало. До сих пор ничего не понимаем, как что и, главное, зачем? Потому и говорю, как химера химерам: какие есть еще варианты повышения нашей химерьей деятельности? На благо, разумеется. Нашего блага.

Он слушал насупившись, вид таков, что в самом деле что–то понимает за потоком слов, но думаю, у этих буддистов всегда такие лица, очень уж им все по фигу, что делается в мире.

— Лейгилст принесут, — ответил он туповато. — Но нам от людей ничего не нужно.

— Прекрасно, — воскликнул я. — Это прекрасно, что не нужно. Но я человек слова!

— А что это?

— Если нужно, — заверил я, — только свистните. Или хрюкните, я же не знаю, как вы коммуникируетесь.

Он не ответил, только посмотрел в сторону. Через некоторое время там возникла призрачная фигурка, через которую я отчетливо видел деревья и усилившийся поток муравьев, явно отыскали что–то особо лакомое.

В руках этого существа целый пучок веточек, старший альв медленно принял из прозрачных лапок и протянул мне.

— Это не то, что ты просил, но то, что тебе надо. Или не тебе.

— В смысле?

— Это для химер, — пояснил он. — Человека убьет, но химеру поднимет на ноги.

— Спасибо, — сказал я чуть ошарашенно. — Будем лечить химеру, что уже давно не химера, а член человеческого общества счастливого будущего. Потому и. Спасибо!

Они исчезли раньше, чем я договорил. Я прислушался, но присутствия уже не улавливаю, словно они перенеслись на другой конец Леса или же забрались под Зачарованную Гору.

Конь понес обратно с еще большей охотой, трава в Лесу не настолько хороша, как отборный ячмень в яслях. На востоке небо посветлело, а когда впереди начали подниматься из земли стены столицы, в далекой выси вспыхнуло розовым первое облачко.

Стражи на городских воротах уже новые, но и эти меня узнали, мир тесен, очень уж крохотное королевство.

Я помахал рукой.

— Не спать, не спа–а–ать!

Конь пошел галопом, улицы пока еще почти пустые, в столице спят дольше, чем в селах, и через несколько минут нас вынесло на площадь, за которой грозно блещут в лучах утреннего солнца острые кончики ограды королевского парка.

Ворота не успели распахнуться перед моей глердскостью, как со стороны улицы раздался вопль:

— Эй, морда! А ну стой, где стоишь!

Я развернул коня, вскипая благородным гневом, но это, оставив двух игриво хихикающих женщин, ко мне бросился Фицрой, красивый и нарядный, хотя вином от него пахнуло так, что я закашлялся, а коня ощутимо шатнуло.

— Ты где был? — крикнул он. — Я ждал–ждал, уже и в «Дочери Малефисенты» побывал, и в «Единороге»…

Стражи ворот начали заинтересованно прислушиваться.

— А в «Веселой Лошади»? — спросил я.

Он отмахнулся.

— Девки там старые, вино завезли кислое, подрался только один раз. С тобой все в порядке? Желтый какой- то весь…

— Двое суток провалялся в беспамятстве, — огрызнулся я. — Знал бы, что это за варево…

— Рундельштотт?

— Лечил от чего–то, — пояснил я, потому что Фицрой нахмурился и потрогал рукоять меча. — Говорит, совсем я слабым стал. Но сейчас вроде нормально. Вернемся в замок, отожрусь, как стадо свиней на желудях. Пойдем.

Стражи распахнули снова одну створку, один спросил, указывая на Фицроя:

— Это вот тоже с вами?

Фицрой горестно вздохнул и поднял глаза к небу. Я сказал мирно:

— Это он тут всеобщий любимец, а не я…

Стражник сказал с сочувствием:

— Берегите карманы. Вчера он у нашего капитана выиграл все деньги, меч, коня и доспехи.

— И сапоги, — добавил второй стражник.

— Что сапоги, — сказал с мечтательным вздохом первый, — капитан и жену ему проиграл на всю ночь…

Фицрой задумчиво посмотрел в небо. На той стороне ворот я покинул седло, чтобы с Фицроем вровень, коня довел до середины двора и сунул повод в руки первому попавшемуся челядину, велев позаботиться, а сам повернул к башне.

— Ты вообще–то готов?

Он изумился.

— Я всегда готов! Мне даже коня менять не надо. А тебе стоит, если поедем сегодня.