Гай Юлий Орловский - Патроны чародея

лучилось только в более южных странах, где их ласково называли хунтой… В общем, этот принц, что не принц, вдруг в чем–то прав, выражая потаенные и низменные чаяния народа?.. Если дать всем свободу… мир станет лучше?

Мне показалось, ее мраморно–чистое и аристократически бледное лицо начало наливаться красной гнева.

— Глерд, — произнесла она с придыханием, — я усомнилась в вашей разумности.

— А в искренности? — спросил я живо.

— Искренним вы не бываете даже с собой, — отрезала она. — Вы не видите разве, что простой народ вовсе не желает того, о чем вы говорите, сами не понимая своих слов! Они счастливы пахать землю, продавать зерно и ни о чем не думать больше!.. Маги счастливы заниматься тем, чем занимаются!.. Воины не хотят ни пахать, ни заниматься магией, но с удовольствием скачут вдоль границ и оберегают мирных крестьян от разбойников!.. Каждый на своем месте!.. Вы хотите сделать всех несчастными?

— Ваше величество, — ответил я смиренно, — понимаю, эволюция лучше, чем революция. Но это так долго…

— Королевство, — напомнила она, — не деревня. Здесь ничего нельзя делать быстро.

В дальней двери появился глерд Иршир, некоторое время торчал столбом, затем начал подавать королеве какие–то знаки. Она бросила в его сторону недовольный взгляд.

— Ладно, идите, глерд Юджин. Но вы знаете, куда можно вернуться в любой момент.

— А это куда?

Она поморщилась.

— Те покои закреплены за вами. Когда бы вы ни изволили явиться.

— Ого, — сказал я. — Не ожидал. Спасибо!

— Вы много чего от меня не ожидали, — ответила она с надменностью. — Но я от тебя ожидаю. Иди–иди!

Я поклонился, отметив, что она снова перешла на «ты», и, сдерживая усмешку, пошел к двери.

Герцог поспешно отодвинулся, слишком нарядный, а я прошел по коридору и побежал вниз, пренебрегая солидностью глерда.

На втором этаже наверх поднимается Форнсайн, он сразу вперил в меня злой взгляд, меня да не заметить среди чинных и величавых, я думал, что разминемся на достаточной скорости, однако он остановился и отвесил настолько смиренный поклон, что больше похож на издевательство.

— Глерд Юджин, — произнес он ровным голосом, — беру обратно свои поспешные слова, что вас плохо подготовили.

— Что, — спросил я с иронией, — у меня подготовка хорошая?

Он ответил уклончиво:

— Вы не собирались долго засиживаться в слугах, потому так плохо играли эту роль. Облик знатного глерда вам идет больше.

Я прищурился, впился в него взглядом.

— Хотите сказать, что это только облик? Но не совсем мое?

— Простите, глерд, — ответил он с едва заметной иронией, — я не могу судить о том, чего не знаю.

— Но все–таки?

Он ответил нехотя:

— Есть несостыковки… Хотя это больше на ощущениях. Вы не тот, за кого себя выдаете даже сейчас.

Я проговорил с нажимом:

— Это не так важно, глерд. Важнее то, что я поддерживаю королеву… пусть и с оговорками. А вот ваша роль в заговоре Дейнджерфилда остается пока неясной.

Он запнулся, помолчал, глаза погасли, сам как–то съежился, наконец проговорил с запинкой:

— Ее величество великодушно простили всех, кто колебался или даже участвовал, но не был на главных ролях. Как видите, меня даже не сослали в отдаленное имение.

Я сказал безразличным голосом:

— Ее величество почему–то считает вас неплохим вроде бы профессионалом. Думаю, только потому вы еще не на виселице. Но учтите, я вас таким не считаю!

Он поклонился.

— Как вам угодно. Только вы, как бы вам это поделикатнее напомнить, еще не королева.

— Ее величество не вникает в мелочи, — сказал я и ощутил, что нагло брешу, королева все видит и замечает. Хуже того, это знает и Форнсайн. — Я как–то объясню…

— Вы уже лишили меня лучшего работника, — сказал он.

— Мага?

— Он был не только маг, — ответил Форнсайн. — Хорош был и как воин, и как лазутчик и вообще умел и делал очень многое.

— Другого найдете, — обрубил я. — Учтите, теперь я за вами присматриваю лично. Даже издали.

Он ответил с легким поклоном:

— Как и я за вами. Желаю здравствовать, высокий глерд!

Я смотрел ему вслед и чувствовал, как просыпается

темная тревога. Очень даже сомневаюсь, чтобы желал мне здравствовать. А возможностей у него, если честно, все же больше, чем у меня.

Впрочем, я еще не сказал своего последнего слова.

На крыльце кто–то отпрыгнул, кто–то поклонился, я все еще темная лошадка, вдруг да лягну, невзирая на длинный ряд предков.

Фицрой уже верхом прогуливает коней шагом, с ним раскланиваются намного любезнее.

Я издали помахал рукой.

— Все закончено. Можно ехать.

Он спросил живо:

— Ну что королева?

— Обещала, — ответил я, — помахать платочком.

— Ух ты, — сказал он с восторгом. — Такая женщина… Ну тогда влезай в седло красиво, не горбись, на лице задумчивую печаль, не суетись, как суслик, ты же теперь глерд.

— Постараюсь, — ответил я.

Когда выехали из ворот дворцового сада и пустили коней по тесной улице, он сказал с укором:

— А чего даже не оглянулся?

— Зачем? — спросил я рассеянно.

— Королева же махала платочком!

— Королева? — удивился я. — Какая королева?.. Ах да, прости, совсем забыл… Да, уже отмахнуться поздно.

— Ничего, — сообщил он, — ты уже отмахнулся, можно сказать.

Впереди распахнутые городские ворота, а за ними еще шире распахнутый во весь божественный размах залитый солнцем мир с сине–зеленым небом и двумя солнцами: огромным оранжевым и крохотным зеленым, что быстро–быстро бежит по небосводу с таким видом, словно что–то сперло и торопится утащить в нору.

— Расскажи о химерах, — попросил я.

Фицрой повернулся в седле, на лице мгновенно отразилось сильнейшее недоумение.

— Ну тебя и заносит!.. То о королеве, то о химерах!.. Интересные у тебе перепрыги. Или не совсем пе- репрыги?

— Скорее, ассоциации, — ответил я. — С химерами, как мне кажется, придется встречаться даже чаще, чем с королевой. Хотя не знаю, от кого вреда больше… Так что хорошо бы знать их уязвимые и прочие места.

Он подумал, почесал в затылке.

— Ну как тебе сказать… Они сильнее, крепче, быстрее… Если кто схватится с химерой, я на него не поставлю. С другой стороны, они глупее.

— Глупее? В чем?

— Может, — уточнил он, — и не глупее, но соображают медленнее. Даже в драке, если быстро сменить тактику, то не успевают… можно победить. Если сам успеешь. Ну, что еще… Ага, не умеют сбиваться в стаи, что сам понимаешь, как для нас здорово!

— Еще бы, — пробормотал я. — Людям бы тогда вообще конец… Значит, перерождаясь из людей, начисто теряют социальность?

Он не понял, но многое хватает по интонации, подтвердил:

— Даже семейные люди, превращаясь в химер, становятся одиночками.