Гай Юлий Орловский - Патроны чародея

А раз так, то наверняка постарается что–то да приготовить. Его не устрашила гибель его капитана с отрядом, но он понял, что я очень опасный зверь, и чтобы со мной сладить, нужно будет…

Переночевали уже на землях Уламрии, утром миновали лесок, Фицрой сказал, что начинаются владения Финлея Барклема, нужно быть вдвойне осторожнее.

В долине низкий туман, верхушки травы торчат, как из молочного киселя, пахнет сыростью и болотными травами. Со стороны поля доносятся скрипящие крики местных птиц.

Финлей прислушался, я тоже уловил натужный скрип колес под тяжело груженной телегой. Спустя время показалась в самом деле доверху нагруженная мебелью подвода, за нею еще одна, тоже с мебелью.

На облучке первой тощий мужичонка с кнутом в руках, откровенно дремлет, вздрагивает, только когда колесо потряхивает на рытвине, но и тогда ленится даже цыкнуть на коней, начинает клевать носом снова.

Мебель просто великолепная, кое–как прикрыта рогожками и стянута толстыми веревками, блестит лакированная столешница, а самое интересное, что сразу приковало мое внимание, — два маленьких стульчика с резными ножками…

Фицрой поехал было мимо, но я крикнул вознице:

— Погоди!.. Что–то такую дорогую мебель везут не в замок, а из… признавайся, украли?

Мужик вздрогнул, посмотрел по сторонам очумело, потом только обратил внимание на двух всадников.

— Чё?

Я повернул коня и послал его рядом с телегой. Мебель дорогая, чувствуется, что везут человеку богатому.

— Куда везешь? — спросил я громко. — Ответствуй быстро и четко, как Томлинсон перед святым Петром!.. За краденое пойдешь на виселицу!

Фицрой фыркнул, щас я буду следить за порядком во враждебной Уламрии, а возница вскричал испуганно:

— Как украденное? Почему украденное? Никакое не украденное!

— Тогда почему? — прорычал я.

Он пролепетал:

— Приказано было…

— Кем?

— Господином управляющим…

Я сказал злее:

— Ты не юли, а ответствуй, как лист перед травой!.. Чей управляющий, кому везешь, где продавать будешь?

Он сказал плачущим голосом:

— Управляющий высокого лорда Барклема… везу туда… ну, в имение лордессы Марельды!.. Госпожа изволила, вот и…

Фицрой еще не понял мой интерес, смотрит то на меня, то на возницу, а я спросил вкрадчиво:

— Ну–ну, что изволила?

— Госпожа привередливая, — объяснил он пугливо, — часто заставляет переделывать мебель, веранду, меняет ковры… А уж посуды так и вовсе не напасешься.

— Марельда, — спросил я, — это кто?.. У нее замок или простое имение?

Он посмотрел на обоих с растущим подозрением.

— Не знаете, кто такая госпожа Марельда?

Фицрой сказал быстро:

— Мы издалека. Столичные. С чего нам знать провинцию?

Возница объяснил с обидой:

— Госпожа Марельда правит всеми этими землями! А замком управляет ее сын, лорд Финлей Барклем.

Фицрой заинтересовался, поехал со мной стремя в стремя.

— Где имение? — спросил я.

Мужик указал кнутовищем.

— Вот там, миль пять всего… уже видно крыши. Вон те, с синей черепицей.

— Стульчики, — потребовал я, — для кого?

Он посмотрел на меня с изумлением.

— Для его детей. Тивила и Голеща. Отец в них души не чает, балует, но господам это можно…

— Да, — ответил я, — можно.

Я остановил коня, обоз протащился мимо, Финлей в нетерпении повернул в направлении замка, некоторое время мы двигались стремя в стремя бодрой рысью.

Я некоторое время прикидывал варианты по инерции, потом резко натянул повод и звучно хлопнул себя по лбу.

— Погоди–погоди!.. Глердесса Марельда… как я понимаю, мать этой сволочи Барклема?

Фицрой сказал с одобрением:

— Ты молодец!.. Всего пять раз тебе повторили, что это мать Барклема, как ты сразу это понял!

— Зараза ты, — сказал я, — а не друг. Даже сейчас пытаешься сбить с гениальной мысли, что и так убежала. Мелькнула и убежала…

— Начни сначала, — посоветовал он.

— Мебель, — сказал я. — Видать, очень уж любит своих отпрысков, если даже стульчики для них заказал по росту!..

Он кивнул.

— Это тоже тебе сказали. Что–то ты сегодня совсем не такой… Съел что–то? Балует, как сказал слуга. Другой отец велел бы сперва подрасти, чтобы сразу на взрослые… А что?

— Есть идея, — проговорил я медленно. — Как всегда, гениальная. Сделаем мир лучше: привнесем в него более современные методы. Великий философ и просветитель Чернышевский сказал: «Стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можно перенести».

Он сказал заинтересованно:

— Ну–ну?

— Поворачиваем, — сказал я в нетерпении, — нужно прибыть в то поместье Марельды раньше обоза. Желательно и отбыть тоже.

— Зачем?

— По дороге объясню, — ответил я. — Ты же готов открыться новому, прогрессивному?.. Тогда насладись главой об использовании заложников в мирных целях терроризма.

По–моему, Фицрой как–то не слишком вдохновился благородной идеей захвата детей в заложники, слишком старомоден, но я убеждал с жаром, что это самый многообещающий тренд в общественной политике. В моем далеком королевстве это обычное дело, мир широк и многоцветен, нельзя быть таким узколобым, победителей не судят, все средства хороши, историю пишет победивший, и о том, как все было, мир узнает только с его слов.

Поместье матушки Барклема открылось в долине просто грандиозное по размерам, хотя жилое помещение не так уж и велико, зато какие конюшни, псарни, пруды для дивных рыб…

Живет она, как понимаю, привольно и беспечно: имение на открытом месте, окружено садами и клумбами, все красиво, никаких заборов.

Цветы почему–то топтать считается нехорошо, потому я пустил коня по прямой твердой дорожке, красиво выложенной по краям крупными камешками.

День солнечный, перед домом на лужайке играют трое детей, а двое то ли слуг, то ли наставников наблюдают за ними и солидно подают умные советы.

В сторонке под раскидистым деревом расположились в креслах две солидные дамы в нарядных платьях и под роскошными шляпами с цветами.

— Надеюсь, — сказал я, — из тех троих детишек двое Барклемовы. Или хотя бы один.

Фицрой пробормотал:

— Как мне такое не нравится…

— Все хорошо, — заверил я. — Не придется поджигать дом, чтобы выкурить этих крыс! Судьба нам идет навстречу, как самым умным и предприимчивым. Или ты не такой?

Он буркнул:

— Да я как–то по–другому предприимчивый.

— Карл Маркс говорил, — сказал я, — что если человек предприимчивый, то у него нет границ для повышения прибыли. Ни моральных, ни географических. Поехали!

Наставники детишек первыми заметили нас и, сразу насторожившись, сделали несколько шагов вперед. Женщины тоже прервали разговор и уставились в нашу сторону, все–таки приличные люди уже бы спешились.