Стивен Эриксон - Дом Цепей

Карабкаясь по валунам и остаткам плит мостовой, они влезли на гребень холма.

— Мы близко, — сказал, щурясь, Жемчуг. — За той высокой террасой мы увидим оазис.

— И что тогда? — спросила Лостара, отряхивая пыль с истрепанной одежды.

— Ну, было бы упущением не воспользоваться выгодной позицией — я могу прокрасться в лагерь и причинить некие неприятности. К тому же один из следов, по которому я иду, ведет в сердце армии мятежников.

Крючки. Хозяин возрожденного культа. — Ты так уверен?

Он кивнул и пошевелил плечом. — На достаточном основании. Я пришел к убеждению, что мятеж извращен весьма давно, возможно, с самого начала. Что такая цель, как «борьба за независимость Семи Городов», была вовсе не главной и вскоре тайные мотивы будут проявлены.

— Ты не можешь допустить, чтобы эти проявления обошлись без твоего присутствия.

Он оглянулся: — Милая моя, не забывай — я агент Малазанской империи. У меня есть известные обязанности…

Ее глаза выхватили лежащий среди камней предмет — мгновенное узнавание, и она торопливо отвела глаза. Внимательно изучила мутное небо. — Тебе не кажется, что внезапное появление может помешать выполнению иных заданий нашими людьми в лагере мятежников? Императрица не знает, что мы здесь. Сама Адъюнкт, вероятно, считает, что мы далеко…

— Я не чураюсь ролей на подхвате…

Лостара фыркнула.

— Ну, — поправился он, — такая роль не всегда презренна. Я смогу пережить…

«Лжец». Она опустилась на колено, поправив перекосившуюся защитную пластину голени. — Мы, пожалуй, сможем дойти до той террасы к закату.

— Согласен.

Она выпрямилась.

Склон, по которому они спускались, был усыпан камнями. Почву застилали трупики бесчисленных животных пустыни, которых засосало в Вихрь — они умирали в буре, но оставались кружиться вместе с ней и лишь по внезапной кончине вихря вернулись на землю. Твари сыпались дождем весь день, их оболочки трещали и звенели по сторонам, отскакивали от шлема и падали на плечи. Ризаны, плащовки и прочие крошечные создания, хотя иногда о землю ударялось что-то покрупнее. Лостара порадовалась, когда «дождь» наконец кончился.

— Вихрь не был дружелюбен к Рараку, — заметил Жемчуг, пинком отбрасывая труп детеныша бхок'арала.

— Если считать, что пустыне не все равно — а ей все равно, и я сомневаюсь, что в долгой перспективе все это имеет значение. Жизнь страны гораздо длиннее всего, с чем мы привыкли иметь дело, и куда обширнее жизней несчастных тварей. К тому же Рараку уже почти мертва.

— Видимость обманчива. Милая, в Святой Пустыне есть глубочайшие духи. Схоронившиеся в камне…

— И жизнь над камнями, и над песками тоже, — заверила его Лостара, — ничего не значит для духов. Ты дурак, если думал иначе.

— Я был дураком, думая слишком о многом, — буркнул Коготь.

— Не жди, что я возражу.

— Даже на ум не приходило, Лостара. Но тем не менее советую тебе взращивать здравое уважение к тайнам Рараку. Слишком легко обмануться кажущейся пустотой и отсутствием жизни.

— Как мы уже успели убедиться.

Он наморщил лоб, вздохнул. — Сожалею, что ты видишь… вещи в таком разрезе, и могу лишь заключить, что ты находишь особое удовольствие в ссорах, и если ссоры нет — нет даже повода — ты его создаешь.

— Слишком много думаешь, Жемчуг. Самый раздражающий из твоих пороков… а если учесть размах и количество твоих пороков, этим многое сказано. Похоже, настало время дать совет. Вот он: отныне не думай вообще.

— И как мне этого достичь? Следуя твоему примеру, может быть?

— Я думаю ни слишком много, ни слишком мало. Я совершенно уравновешена — вот что ты находишь столь привлекательным. Так бабочек тянет к огню.

— Значит, мне грозит быть сожженным?

— До черной сухой корки.

— Итак, ты отгоняешь меня ради моего же блага. Некий жест сочувствия.

— Огни ни тянут, ни отталкивают. Они просто существуют, без сочувствия, равнодушные к суицидальным устремлениям летучих жуков. Еще один из пороков, Жемчуг. Присваиваешь эмоции тому, в чем их нет.

— Могу поклясться, эмоции были — две ночи назад…

— Да, огонь пылает яростно, если есть топливо…

— И наутро остается лишь холодный пепел.

— Теперь ты начал понимать. Разумеется, ты увидишь в моих словах поощрение и станешь думать дальше. Но это лишь трата времени, так что советую оставить всякие усилия. Радуйся отсвету, Жемчуг.

— Понимаю… хотя и смутно. Ладно, я приму твой список советов.

— Примешь? Легковерие — на редкость непривлекательный порок, Жемчуг.

Она надеялась, что он закричит, и была впечатлена внезапным возвращением контроля (Коготь испустил вздох, словно крышка поднялась над кипящим котлом, сбрасывая давление).

Они приближались к вершине последней гряды холмов. Лостара была почти довольна проведенным днем, а Жемчуг, похоже, совсем наоборот.

На гребне Коготь заговорил снова: — Что ты подобрала позади, милочка?

— Видел, значит? Сверкающий камешек. На глаза попался. Я его уже бросила.

— О? Так он больше не таится в кармашке на ремне?

Зарычав, Лостара сорвала кошелек с пояса и швырнула наземь, потом стащила одну из кольчужных перчаток. — Смотри сам.

Бросив удивленный взгляд, он нагнулся к кошельку.

Едва он выпрямился, Лостара сделала шаг.

Перчатка крепко ударила Жемчуга в висок.

Он со стоном потерял сознание и упал.

— Идиот, — буркнула она, забирая кошелек. Натянула перчатку и закряхтела, поднимая мужчину под плечо.

Менее чем в двух тысячах шагов впереди оазис, воздух густ от пыли и копоти множества костров. Стада коз среди кустарников, в тени деревьев. Остатки грубой, круглой оборонительной стены тянутся в обе стороны.

Лостара потащила Жемчуга вниз.

Почти у основания холма она услышала коней справа. Присела, бросив Жемчуга рядом, и следила, как с северо-запада проехала дюжина всадников. Их понурившие головы скакуны выглядели заморенными. Мятежники везли двоих пленных.

Даже при наступивших сумерках Лостара распознала рваные запыленные мундиры. «Малазане. Ашокский полк. Думала, их уже стерли».

Воины ехали без разведки, не снижая бега коней, пока не оказались в оазисе и не пропали под кожистыми листьями пальм.

Лостара огляделась и решила, что здесь стоит остаться на ночь. Низменность под защитой склона — здесь их не увидят ниоткуда, кроме гребня. К тому же сгущается ночь. Она проверила состояние Жемчуга, поморщилась при виде багрового синяка на виске. Однако дышал он ровно, сердце билось размеренно и без спешки. Разостлав плащ, она перекатила его, связала и вставила кляп.

Через некоторое время фигура показалась из теней, на миг застыла и пошла к ним. Остановилась над Жемчугом.

Лостара услышала тихое ворчание. — Ты едва не раскроила ему череп.