Влада Медведникова - Предвестники Мельтиара

Мое тело исчезло. Я был ветром, я был песней, я растворился в звуке. Созвездие, созданное мной, пылало, и больше не было ничего. И я знал — так будет вечно. Ветер никогда не стихнет, песня не умолкнет, не погаснут звезды.

Никогда.

Вокруг меня звучали голоса, на языке был вкус песка, вкус предгорной равнины. Кто-то держал меня за плечи, голова раскалывалась как после затяжной пьянки, меня мутило. Я собрал всю силу воли, и открыл глаза.

Мир двоился и качался. Я был где-то под крышей, в полумраке, среди людей. Я видел Тина, Аник, еще кого-то, их лица расплывались, голоса были слишком громкими, резали слух.

— С ним такое уже было, — говорил Джерри. Это он держал меня. — Когда мы в первый раз поднимали лодку в воздух… Он пел полдня, и потом даже хуже было.

— Все нормально со мной, — сказал я. Голос меня не слушался, был хриплым и рвался на выдохе. — Они горят?

Я попытался встать, Джерри помог мне. Мир все еще был неясным и мутным, но я уже узнавал эти темные стены, ящики, стол, квадрат света на полу, распахнутую дверь… Мы в доме, наполненном следами древней магии, вещами врагов.

Джерри вывел меня на крыльцо, и я прислонился к стене, закрыл глаза на миг. А когда открыл — взглянул вниз.

Солнце уже поднялось высоко, но земля была все такой же пепельно-бесцветной. Хрустальные шары терялись на ней, были почти неразличимы, пыль уже припорошила их. Только флейта сияла, как отполированный до блеска меч.

— Они горели, — сказал мне Джерри. — Пока ты пел. Потом ты потерял сознание, и они погасли.

Я кивнул.

Я подчинил их. Подчинил себе магию врагов.

— Это было так страшно, — проговорил Тин. Я не видел его — он остался позади, в доме. — Когда ты пел… Как будто душу режут на части.

— Привыкай, — сказал ему Джерри. — Это всегда так.

Степени заскрипели от шагов Аник, песок хрустнул и смолк. Она остановилась возле ближайшего шара, смотрела на него несколько мгновений, потом обернулась ко мне.

— Зачем это нужно? — спросила она.

Мне нравится, когда задают правильные вопросы.

Мысли возвращались ко мне, мир уже почти не дрожал.

— Это сигнализация, — объяснил я. — Каждый шар — поселение. Нам не нужно патрулировать вслепую. Эта карта покажет нам, где нападение. Нужный шар будет светиться.

Я закашлялся. Говорить было трудно, слова песком застревали в горле.

Аник нахмурилась.

— Даже если вы полетите на своей лодке, то как вам это поможет? Вы прилетите, и все уже будет сожжено.

Моя песня искрилась в хрустальном созвездии, накатывала и отходила как волны — осыпала Аник сияющими брызгами. Но Аник не замечала этого, она смотрела на меня, ждала ответа.

Я должен рассказать про свой дар.

Никто не знает об этом, даже учитель. Только Нима.

Нима, прости меня, я открою нашу тайну.

— Нет, — сказал я. — Они будут светиться до нападения. Они предскажут нападение.

Все молчали, смотрели на меня. Джерри протянул мне сигарету, щелкнул зажигалкой.

Я затянулся. Дым был серым, бесцветным, как пыль, как все вокруг.

Как я.

— Я была у Мельтиара сегодня утром, — сказала Амира.

Я смотрела, как она работает, — панели машины были распахнуты, двигатель обнажен, и руки Амиры, затянутые в черные перчатки, скользили среди металлических пластин и труб. Я почти ощущала, как машина отзывается на каждое ее прикосновение, — поток силы, неукротимый и темный, вспыхивал, пронзительным эхом уходил в высоту, под своды ангара.

Рэгиль сидел, прислонившись к борту, смотрел на свои браслеты. Зеленые и красные сигнальные огни отражались в темном полу.

Поток воздуха хлестнул по лицу, и я запрокинула голову. Черный всплеск крыльев, рывок, смерч, на мгновение превращающийся в летящего человека, — и вновь уносящийся ввысь. С тех пор, как мы пришли в ангар, Лаэнар был в воздухе.

Мои крылья дрогнули, я не стала удерживать их. Полные силы, они раскрылись, качнулись, зовя вверх. Но я не послушалась, лишь поднялась на цыпочки, напряглась, как струна.

Я почти не чувствовала тела — таким оно было легким, ни следа вчерашней усталости, ни тени боли.

Вчера, засыпая, я надеялась, что проснусь там же, где закрыла глаза, — рядом с Мельтиаром, в его руках, в тишине, хранящей отзвук его слов. Но я проснулась в своей комнате, одна. И все же каждый его вздох, каждое прикосновение и слово — были со мной, я вспоминала их снова и снова, и от этого его сила была мне сегодня видна ярче, — в каждой машине, в каждом встречном, в каждом из нас. Все мы вспыхнем, засияем ярко, как никогда прежде, — уже скоро, так скоро.

— Что он тебе сказал? — спросила я.

Амира взглянула на меня, но тут же вновь наклонилась к машине.

— Он сказал, я могу усовершенствовать двигатель. — Она говорила тихо, но машина отвечала на каждый звук, электричество трещало, искры вспыхивали где-то в глубине механизма. — Но запретил улучшать остальное. Сказал, что перед началом войны будет время, я сумею сделать все, что захочу. — Она замолкла на миг, но потом качнула головой и договорила: — Сказал, чтобы эти два дня мы его не беспокоили, он занят.

Ветер снова ударил в лицо, швырнул волосы на глаза. Гулкое эхо ушло в пол, в темную глубину. Я взглянула на Лаэнара — только что он мчался в вышине, а теперь стоял рядом. Он дышал тяжело и часто, его крылья все не могли успокоится, били по воздуху снова и снова.

Я шагнула к Лаэнару, взяла его за руку.

— Он просто не хочет нас видеть, — сказал Лаэнар. — Вот и все.

Его голос звучал уверенно, но не мог скрыть усталость. Лаэнар сжимал мою ладонь, все крепче и крепче, и его прикосновение говорило мне: мы старались, ты старалась, Арца, но напрасно, в этом нет смысла, мы ничего не достигли, он недоволен нами.

Но ни чувства Лаэнара, распахнутые передо мной, как небо, ни тоска в его глазах, — не могли повлиять на меня сейчас. Я знала, он не прав, — ведь я все еще дышала вместе с Мельтиаром, горела его огнем.

Я стиснула ладонь Лаэнара обеими руками. Я хотела отдать ему свою силу и чувства, пусть он, как и я, оставит сомнения. Мельтиар уверен в нас, я знала это.

— Я вас искал.

Этот голос, негромкий и ясный, рассек шорох электричества и шум лопастей. Чувства Лаэнара ускользнули от меня, — я разжала руки и обернулась.

Незнакомец стоял почти там же, где встретил нас в первый раз — на полпути ко входу. Но теперь мои глаза не болели от копоти, мысли текли ясно, и я могла рассмотреть его.

Черная одежда, как у каждого из нас, серые крылья — как у всадника, за которым я следила. И также коротко остриженные волосы — светлые, с седыми, белыми прядями. Лицо, опаленное солнцем, темное, как старый пергамент, — от этого глаза казались светлее и ярче, но взгляд был непроницаемым, не выдавал ни мыслей, ни чувств.