Влада Медведникова - Предвестники Мельтиара

На полу не бурлили сегодня реки темноты, на стенах не блестели узоры льда, огненные вихри не свивались в воздухе. Словно это обычное жилище: ворох карт на столе и на полу, пустые стаканы и горящие свечи.

Мельтиар сидел в кресле, в глубине комнаты, его глаза были закрыты.

И он не замечал нас.

— Я помню, — сказал он.

Его голос был приглушенным, словно эхо мыслей.

— Я все помню, — повторил он снова. — Но мое время еще не кончилось.

С кем он говорит? Я никогда не слышала, чтобы его голос звучал так, никогда не видела его таким.

Я спросила его однажды, чей он предвестник, но он не ответил. Но это кто-то из тех, чья жизнь скрыта тайной, кто-то из высших звезд, как может быть иначе? И эта звезда говорит с ним сейчас, поэтому он не видит нас.

В моей руке дрожала ладонь Амиры, я слышала ее страх и тревогу Рэгиля, — отражение своих чувств.

— Я еще не все сделал, — сказал Мельтиар. — И время преображения еще не наступило.

Он открыл глаза, и я словно очнулась вместе с ним. Различила шум лопастей, почувствовала ветер, увидела, как бьется огонь свечей, как их сияние сплетается с электрическим светом.

— Я не звал вас, — проговорил Мельтиар и поднялся с кресла.

Он подошел, легко и быстро, свечи на столе погасли от взмаха его руки.

— Мы сделали, как ты сказал. — Амира говорила еле слышно. — Мы разобрали машину.

Голос Амиры надломился на последнем слове, и Мельтиар обнял ее, несколько мгновений стоял молча, перебирал темные пряди ее волос. Потом отстранился и сказал:

— Я иду за Лаэнаром. Вы можете ждать меня здесь.

— Разве мы… — начал Рэгиль и замолк.

Я договорила за него:

— Разве мы не нужны тебе там?

— Вы нужны мне здесь, — ответил Мельтиар. — Вы хотите видеть, как я заберу его?

Я кивнула и, не оборачиваясь, знала, — Рэгиль и Амира сделали так же.

— Хорошо.

Мельтиар протянул нам руки, темнота заискрилась на них, хлынула, окружила нас и заслонила все.

Всего несколько мгновений среди жаркого движения, черных волн и биения сердец, звучащих как одно, — и темнота схлынула, растаяла в сумеречном воздухе, в терпком запахе трав. Одного глубокого вдоха было достаточно, чтобы понять: Мельтиар перенес нас в залы пророчеств.

До зеркала было не больше пары шагов, — я увидела Эркинара, склонившегося к туманной чаше, его звезду, прекрасную и строгую, и еще двух пророков, мне незнакомых.

Мельтиар отпустил нас, подошел к зеркалу. Эркинар выпрямился и кивнул, словно отвечая на вопрос.

— Идите сюда, — велел Мельтиар.

Я столько раз бывала здесь, — но никогда не приходила так часто и не оставалась так надолго, как в последние дни перед войной. Все зеркала прорицаний похожи, но я запомнила это зеркало, огромное и выпуклое. Я столько раз видела, как текучий морок скрывает его поверхность, растворяет отражение скальных сводов, — и расступается, показывает мне Лаэнара и город врагов.

Но этот город уничтожен, а Лаэнар сегодня вернется.

Я подошла, взялась за край зеркала, наклонилась, заглянула в туманную глубину.

Видения дрожали там, сразу несколько, сумрак обтекал их, не давал ускользнуть, — так удерживают воду в ладонях. Я видела море, темные волны, берег перед ними, черную гряду гор, гаснущее небо, надвигающуюся ночь. Сквозь ветер и тьму плыл корабль: взлетал с волны на волну, парус был полон ветром. Я попыталась всмотреться, взглянуть ближе, — что за люди на этом корабле, кто плывет к нам? — но корабль превратился в тень, море рванулось ко мне, прибрежные скалы качнулись перед глазами.

Я поспешно зажмурилась, а потом взглянула на другое видение в разрывах тумана.

Оно было незамутненным и ясным, даже сгустившиеся ночные тени ничего не могли скрыть, — я словно смотрела сквозь стекло шлема, видела то, что недоступно обычному зрению.

Я видела острые камни и огромные валуны; ракушки и водоросли, оставленные приливом; деревянные бока лодки; весло, поднятое на корму. Видела четыре силуэта, отчетливые и яркие, но не могла разглядеть лиц.

Потом один из четверых обернулся к морю, — и я узнала Лаэнара.

В груди взорвалось чувство, внезапное как удар, как вспышка молнии. Звуки обрушились на меня: грохот моря, крики чаек, голоса, язык врагов. Туманная поверхность исчезла, я была близко, так близко, — еще миг и рухну туда, к Лаэнару.

— Пусть смотрят, пока я буду там, — сказал Мельтиар, и я очнулась.

Передо мной снова было зеркало, видения мерцали в глубине.

— Хорошо, — отозвался Эркинар и провел рукой по стеклянной поверхности. Мгла закружилась под его пальцами, образы погасли и возникли вновь, стали отчетливей, ближе.

— Кто на этом корабле? — спросил Мельтиар. Он всматривался в глубину зеркала, сумеречные тени отражались в темноте его глаз. — Я не вижу.

Эркинар покачал головой и сказал:

— Все смутно. Нам было трудно различить даже это.

— Неважно, — решил Мельтиар. — Они будут уничтожены, как только я вернусь. Или там есть полукровки?

— Я вижу только его. — Эркинар вновь прикоснулся к зеркалу, и видение вздрогнуло, мгла отползла к краям.

Прибрежная ночь расступилась, к нам хлынули запахи и звуки. Я видела Лаэнара, чувствовала его горячую, страстную силу, огонь его души. Мне так хотелось оказаться там, возле него, — но рядом с ним был другой человек, и я узнала его стремительную магию, похожую на сталь, ставшую ветром, и на лунный свет, растворяющий камни.

Эли, маг, забравший Лаэнара.

Этот маг — полукровка.

Мне стало легче дышать и проще думать. Все верно, ведь у врагов нет магии, как я не догадалась сразу? Это мог быть только один из нас. Полукровка, не знающий ничего о себе, не видящий свой свет.

Но он жил в Роще, почему же он не знал? Почему скрытые не рассказали ему?

— Заберу хотя бы одного, — сказал Мельтиар и повернулся к нам. — Ждите. Осталось немного.

Темнота полыхнула и погасла. У мерцающего стекла остались лишь пророки и мы, три звезды Мельтиара.

Но скоро нас снова будет четверо.

Рэгиль положил руку мне на плечо, Амира сжала мою ладонь, и мы вновь склонились к зеркалу, полному видений.

Я смотрел, как приближается берег.

Сперва меня коснулся ветер, пришедший с суши. Едва различимый в потоках соленого бриза, он нес тепло земли, запахи первых дней осени, — привычные и уже почти забытые. Я медленно вдохнул его, пытаясь остановить этот миг, запомнить вкус возвращения. Моя песня проснулась и задрожала в глубине сердца, звучала стремлением и тоской.

Потом появились горы, чернотой вспороли край неба. Позади них догорал закат, а они приближались, становились все темней, все больше. Сотни лет враги скрывались там, в сердце темноты.

Горы распались на череду скал, перевалов и дальних вершин, — и я ощутил, как изменилось под нами море. Его голос стал неистовым и громким, оно пенилось, рвалось вперед, падало на скалы.