Глен Кук - Суровые времена. Тьма

— Наконец-то, — сказал Тай Дэй. — Я уже начал беспокоиться. Что случилось?

— Приступ. Вроде тех, что бывали у меня в Деджагоре и Таглиосе.

— А почему они?..

— Они все ушли несколько часов назад. Даже охрану сняли.

— Когда это случилась?

Совещание началось рано утром.

— За час до заката.

— Дерьмо. Выходит, я провалялся целый день.

Тай Дэй помог мне подняться, и я принялся шарить вокруг в поисках еды. После прогулок с Копченым еда помогала, но сейчас дело обстояло иначе. Во всяком случае, жесткая, холодная, переваренная баранина не привела меня в норму. А больше под рукой ничего не оказалось.

Больше всего хотелось глотнуть чего-нибудь хмельного. С исчезновением Одноглазого мы не остались без самогонщиков: Корди с Лозаном продолжили его бессмертное дело. Эти парии предпочли не возвращаться в Таглиос и остались с нами. Кажется, Корди больше не тянуло в постель к Радише. Но зелье их было не лучшего качества, да и добывать его приходилось через посредников: все мы делали вид, будто неукоснительно соблюдаем дисциплину.

Однако совсем недавно у меня зародилась догадка насчет того, где мог припрятать свой агрегат Одноглазый. В моей старой норе имелось особое помещение с плетеными стенами, где я хранил Анналы и кое-какие личные вещи. Эта конура не развалилась. А строить ее помогала матушка Гота.

Шатаясь и цепляясь за что попало, лишь бы не навернуться, я вылез из норы Костоправа.

— Почему бы ему не перебраться в эту поганую крепость? — пробормотал я, озираясь по сторонам. — И где, черт побери, все?

Вокруг — ни единой рожи. Я вообще не видел людей ближе, чем в развалинах Кьяулуна, и маленько струхнул. Действительно ли мне удалось вернуться в реальный мир? Может, и это какой-то фокус Душелова?

— Все ушли, — повторил Тай Дэй таким тоном, словно говорил с непонятливым дитятей. — Даже часовые. Иначе я не мог бы попасть в жилище Освободителя.

С некоторых пор Старика все чаще именовали так.

— Я так понимаю, что дядюшка Дой отправился приглядеть за ним?

Тай Дэй оставил мой вопрос без ответа. Я побрел к своему бывшему жилищу. По сравнению с той дырой, из которой я перебрался сюда, оно вполне могло сойти за дворец. Госпожа со Стариком превратили мой дворец в тюрьму. Боковой вход, прорытый в склоне холма специально для дядюшки Доя и матушки, выходил на площадку для упражнений с мечом. Теперь она превратилась в загон, обнесенный забором из трофейных копий. За оградой, тоскливо положив морду на лапы, лежала, по-видимому, примирившаяся со своей участью Лиза Бовок. Неподалеку — но, разумеется, вне пределов досягаемости форвалаки — расхаживал Прабриндрах Драх. Всем своим видом князь давал понять, что считает свое нынешнее появление лишь временным, досадным недоразумением. Ни Длиннотени, ни Ревуна, ни Нарайяна Сингха снаружи не было. Сингху, наверное, и не хотелось высовываться: ему разумней было не напоминать лишний раз о своем существовании. Но вот Длиннотени, панически боявшемуся темноты — точнее, того, что могло в ней таиться, — приходилось несладко.

Бывший Хозяин Теней вконец утратил былое самомнение и теперь большую часть времени просто хныкал и дрожал. Он терял вес, во что трудно было поверить.

Вонища стояла жуткая: пленники содержались хуже, чем звери в самом захудалом зверинце. Правда, отношение к ним было различным. Больше всех, разумеется, досталось Длиннотени и бывшему святому Обманников. Ревун, хотя и числился среди врагов Госпожи, не вызывал у нее особого гнева. Кормили его объедками, а в остальном почти не удостаивали внимания. Как и форвалаку, ежели она вела себя прилично.

Копченый и Прабриндрах Драх находились в лучшем положении, а положение последнего можно было назвать даже привилегированным.

— Чтобы выветрить такой смрад, нужна хорошая буря, — заметил я, поглядывая на небо.

По всем признакам, ураганом и не пахло. Тай Дэй лишь хмыкнул в ответ и неожиданно насторожился. Он приподнялся на цыпочки, ноздри его раздувались, голова слегка покачивалась. Он прислушивался.

Я замер, зная, что его слуху можно доверять. Через некоторое время и я услышал звуки, доносившиеся из блиндажа, казалось, кто-то скребется. Время шло, а мне так и не удалось понять, почему Длиннотень и Нарайян Сингх были оставлены в живых. Возможно, и Госпоже и Костоправу еще придется об этом пожалеть.

Но Госпожа полагала, что эти хмыри еще могут ей пригодиться. Где-нибудь. Когда-нибудь. На что-нибудь.

— Надо выяснить, что там такое, — сказал я безо всякого энтузиазма, потому как не ждал ничего, кроме лишних хлопот.

И куда запропастился дядюшка Дой? Он со своим мечом сейчас мог бы оказаться весьма кстати, так как у меня не было с собой никакого оружия, кроме легкого шеста с зарядом на три шара.

По пути ко входу в наше бывшее прибежище Тан Дэй подошел к поленнице, ухватил здоровенный сук с утолщением на конце длиной в ярд. Затем знаком указал, чтобы я двигался вперед.

Скользнув вниз, я рывком распахнул дверь, и мне прямо под ноги вывалился Нарайян Сингх. Бывший святой Обманников провел в темноте много времени: его от природы смуглая кожа приобрела болезненную бледность. Возможно, Госпожа не просто держала этого типа взаперти, в куче его же собственного дерьма, но и делала еще что-то. Конечно, она могла проявлять и снисходительность — когда ей хотелось. Но хотелось ей этого не часто.

Тай Дэй съездил ему по башке, и поделом. Старина Нарайян большую часть жизни провел отнюдь не творя добро и заслужил каждое мгновение боли и страха. Держу пари, его богиня покатывалась со смеху всякий раз, когда удосуживалась о нем вспомнить. Непрестанное ожидание того дня, когда Госпожа сочтет нужным заняться им особо, было половиной его мук.

— Будь осторожен, — сказал я Тай Дэю.

Тот в ответ только хмыкнул. Физиономия его была каменной даже для нюень бао. Он не забыл То Тана.

— И думать не смей, — сказал я, прочитав его мысли. — Госпожа тебя живьем поджарит. Кроме того, там, внутри, есть и другие. Они будут куда хуже Сингха.

Говоря «хуже», я имел в виду, что они способны доставить больше хлопот. И Длиннотень, и Ревун были заключены в оковы, рты им заткнули металлическими затычками; Длиннотень не ел со дня своего пленения. Я полагал, что голодный колдун — это колдун усмиренный. Но, видимо, ошибался. Даже голод не укротил их окончательно, хотя у обоих едва хватило сил подползти к свету. Они, очевидно, надеялись, что дверь открыл Нарайян.

— Они надеялись выбраться наружу, — заметил Тай Дэй.

— Ладно, — отозвался я, — не подавай виду, будто это тебя встревожило. Просто стой здесь, следи за ними, но ничего не трогай. И никого. Я обернусь мигом.

Тай Дэй снова хмыкнул с глубоким неудовольствием.