Глен Кук - Стальные сны. Серебряный клин

— Да. С самого начала некоторые из нас поклонялись Матери Тьмы. Я не знал, что Могаба является одним из ее приверженцев, хотя должен был догадываться. Среди его предков были жрецы.

— Что он собирается делать сейчас? Непохоже, что мое возвращение его обрадовало.

— Не знаю. Боюсь заявит, что вы — это не вы. Даже, например, что вы — подставная утка Хозяев Теней. Множество людей считает себя очевидцами вашей смерти. Среди них даже ваш знаменосец.

— Они видели, что я был сражен стрелой. Но если бы они порасспросили Мургена, он бы поведал им, что, когда оставил меня, я еще был жив.

Зиндаб кивнул:

— Это тоже ставит меня в двусмысленное положение.

Костоправ не стал спрашивать Зиндаба, что может случиться, если он убьет Могабу. Ясно, что Нары, и Зиндаб в том числе, объявят войну. В любом случае подобные вещи были не в духе Костоправа. Он никогда не убивал человека только потому, что тот его раздражал.

— Придется встретиться с ним в открытом бою. Ему придется либо принять вызов, либо уклониться. Интересно посмотреть, как отреагируют Нары, если он все-таки пойдет на это.

— Хотите его казнить?

— Убивать его не собираюсь, я уважаю его. Он настоящий воин. И может, им и останется. А может, и нет. Тогда ему придется оставить свои попытки состязаться со мной.

Зиндаб улыбнулся:

— Вы мудрый человек, Капитан. Я передам ваши слова всем остальным. И буду молиться, чтобы боги напомнили ему о нашей чести и клятвах.

— Замечательно. Торопитесь. Дело это неприятное, хотелось бы покончить с ним как можно скорее.

— А?

— Если я откладываю то, чем мне не хочется заниматься, дело так и остается не сделанным. Пока идите. Следом я.

Длиннотень посоветовался с Тенями, которых он оставил в темнице вместе с пропавшей женщиной. Затем навестил прикованного к постели Ревуна.

— Ты идиот. Ты схватил не ту женщину.

Ревун не отреагировал.

— Это была Душелов. Она и только она. Только как это ей удалось?

Голосом, который был гораздо тише шепота, Ревун напомнил ему:

— Ты сам послал меня туда. Сам же утверждал, что Сенджак в Таглиосе.

— И к чему это привело? Ты не смог просечь обстановку, чтобы мы не попались в ловушку?

Он не спорил, да и не было смысла. Длиннотень никогда не ошибался. Если у него что-то не получалось, виноват всегда оказывался кто-то другой.

Длиннотень еле сдержал себя, чтобы не взорваться. Он нашел выплеск своим эмоциям в леденящем тоне:

— Ошиблись не ошиблись, виновны не виновны, факт тот, что мы нажили еще врага. Она не потерпит этого. Это раньше она только играла в игры с сестрой. Теперь же она играть не будет.

Ревун улыбнулся. Он и Душелов недолюбливали друг друга. Ревун встрепенулся:

— Она идет.

Длиннотень проворчал:

— Да. В том-то и дело. Она в моих владениях. И ходит именно по ним. — Он мерил комнату шагами, — Она ускользнет от глаз моих Теней. И при этом захочет, чтобы все остальные были у нее как на ладони. Значит, мне надо искать не ее, а ее шпионов. Вороны приведут меня к ней. А там уже мы с ней померяемся силой.

Ревун уловил вызывающие нотки в голосе Длиннотени. Похоже, он решился на рискованный шаг.

У самого Ревуна беды отбили все рвение к подобного рода вещам. Он всю жизнь мечтал о покое и безопасности. Потому-то и создал свою империю среди болот. С него было достаточно. В болотах не было ничего, на что могли бы позариться другие. Однако он поддался соблазну, когда к нему явились посыльные Длиннотени. И вот результат — он едва избежал смерти и жив только потому, что Длиннотень пока имел виды на него. Но Ревуну не хотелось опять нарываться на неприятности. С каким удовольствием он вернулся бы сейчас в свои болота, к мангровым деревьям. Но пока он будет обдумывать, как бы удрать, он вынужден выказывать интерес к планам Длиннотени.

— Ничего опасного, — прошептал он.

— Абсолютно ничего, — соврал Длиннотень. — Надо только узнать, где она, остальное — пустяки.

Добровольцев, желающих пересечь озеро с Костоправом, оказалось немного. Он отказал Ножу и Мотеру, взяв Лебедя и Зиндху.

— У вас у обоих уйма дел здесь.

Втроем они сели в лодку, причем Костоправ был на веслах. Остальные не умели грести. Зиндху сел на корме, Лебедь — у носа. Костоправу не нравилось, что широкий сидел у него за спиной. Ничего хорошего это не сулило.

Слишком уж мрачен был тот на вид и пел себя он не очень-то дружелюбно. Он выигрывал время, обдумывая какой-то ход. И Костоправ не хотел оказаться к нему спиной, когда тот решит перейти в наступление.

Примерно на половине пути Лебедь спросил:

— У вас это, с Госпожой, серьезно?

Он сказал это на языке Роз, языке своей юности. Костоправ тоже знал этот язык, хотя и не говорил на нем целую вечность.

— С моей стороны — да. За нее не берусь отвечать. А что?

— Да не хочу совать руку туда, где ее могут откусить.

— Я не кусаюсь. И не указываю ей, как поступать.

— Понятно. А как приятно было помечтать. Я так понимаю, она забудет о моем существовании, как только узнает, что все еще существуете вы.

Костоправ улыбнулся, польщенный.

— Вы можете рассказать мне что-нибудь об этом дереве-человеке за моей спиной? Мне не нравится его вид.

Остальную часть пути Лебедь рассказывал о Зиндху, изобретая всевозможные иносказания вместо тех, которых не было в языке Роз и которые могли быть знакомы Зиндху.

— Дело обстоит хуже, чем я думал, — заключил Костоправ. К этому моменту они добрались до городской стены, то есть до того места, где часть стены рухнула, образовав дыру, сквозь которую от озера ответвлялся узкий проток. Лебедь швырнул фалинь воину, который выглядел так, будто целую неделю ничего не ел. Затем вышел из лодки. Костоправ последовал за ним. Последним вылез Зиндху. Костоправ заметил, что Лебедь встал так, чтобы Зиндху был в поле зрения. Воин привязал лодку и жестом велел следовать за собой. Они подчинились.

Они прошли на оставшуюся целой западную часть стены. Костоправ уставился на город. Он совершенно изменился. Только тысячи утопленных островков. В центре большого острова располагалась цитадель, где они разделались с Меняющим Облик и Зовущей Бурю. На ближайших островках столпились зеваки. Он разглядел лица и помахал им.

Вначале раздался тихий возглас чудом уцелевшего воина, которого он привез с собой в Таглиос, волна приветствий не заставила себя ждать. Все громче и громче. Таглиосские воины скандировали:

— Освободитель!

Лебедь прокомментировал:

— По-моему, они рады вас видеть.

— Судя по обстановке, которая тут царит, они рады приветствовать всякого, кто вытащит их отсюда.

Улицы превратились в глубокие каналы. Спасшиеся приспособились плавать по ним на плотах. Костоправ полагал, что движение тут не особенно интенсивно. Каналы были забиты трупами, и над городом висел тяжелый запах смерти. Чума и безумие терзали город, трупы было некуда девать. Могаба и его Нары, выряженные как на парад, появились из-за городской стены.