Робин Маккинли - Красавица

– Надо же, – отводя локон со лба спящей дочки, проговорила Хоуп. – Сегодня утром, за завтраком, она впервые сказала длинную фразу: «Когда Красавица придет домой?» – По щеке Хоуп покатилась слеза.

Пока сестры укладывали малышей, мы переместились в гостиную. До возвращения Хоуп и Грейс с кувшином сидра и тарелкой пряников никто не произнес ни слова. Мы разлили сидр по кружкам, но молчание просочилось к нам из кухни и заполонило комнату, удушливое и непроницаемое, как дым. Хоуп, беспокойно поерзав, наклонилась ко мне со вздохом и ухватила двумя пальцами складку моей длинной юбки, щупая ткань.

– Королевское платье. У тебя там наверное, шкафы ломятся от нарядов?

Я смутилась, хотя в глазах Хоуп не было зависти, лишь легкое любопытство. Постепенно я начала сознавать, что все мои рассказы о замке и тамошней жизни не особенно соотносились у моих родных с действительностью. Они с интересом внимали тому, что я рассказывала – пыталась рассказать, – но интересовала их только я, а не повествование. Не знаю, моя в том вина, или их, или того, как по-разному сложились наши судьбы. Единственное, что понимали мои близкие, – я их скоро вновь покину и вернусь в свой колдовской мир, который, как я понемногу понимала, приводит их в ужас. Однако поделать с этим я ничего не смогу.

Я улыбнулась в ответ на умоляющий взгляд Хоуп:

– Многие из них для меня слишком роскошны, поэтому я их не ношу. Жаль, не догадалась прихватить парочку – вам обеим они бы пошли. – Я вспомнила серебристое кисейное облако, которое наотрез отказывалась надевать несколько недель назад.

От такого обыденного ответа в комнате будто прояснилось.

– А я было подумал, когда тащил твои седельные сумки, что ты ползамка с собой привезла, – пошутил Жер.

– Что? Где они?

Жервен показал на столик в углу. Нет, я точно их так не набивала. Под крышкой первой тускло блеснула золотистая парча, усыпанная крошечными рубинами. «Спасибо, Чудище!» – выдохнула я едва слышно, и тотчас мне представилось невольно, как он склоняется над зеркальным столиком в своей темной комнате. Ночь, в незашторенном окне сияют звезды. В отсветах каминного пламени каштановый бархат камзола кажется медным… Видение пропало. Опираясь обеими ладонями о столешницу, я потрясла головой, прогоняя морок.

– Что с тобой? – забеспокоился отец.

– Ничего, все хорошо.

Кажется, обыденный мир не спешил принять мои обострившиеся чувства. Но уже через миг передо мной, как ни в чем не бывало, поблескивала золотая парча. Я вытащила сверток из сумки. Бальное платье – со шнуровкой из атласных лент на корсаже, расшитое рубинами и жемчугами.

– Это явно тебе! – Я перекинула платье Грейс.

Она слишком поздно протянула руку, и водопады золотистой ткани заструились по ее плечам и коленям. К платью прилагались туфли, гребни для волос, усыпанные рубинами, и длинные нити рубинов на шею.

В глубине сумки лежало нефритово-зеленое платье, украшенное изумрудами, для Хоуп, а еще два длинных вышитых плаща с капюшонами и мягкие сафьяновые перчатки, отороченные белым мехом. Ниже обнаружились наряды для отца и Жервена, а на самом дне, в небольшом узелке, который я чуть не проглядела, – платьица и шапочки для малышей, крошечные шпильки с жемчугом и сапфирами и мягчайшие шерстяные одеяльца.

Гостиная сверкала, будто королевская сокровищница. Оставалось только диву даваться, как все это поместилось в одной седельной сумке, а ведь еще была вторая, тоже набитая битком, к которой я даже не успела притронуться. Хоуп, обмотав шею ниткой изумрудов и перекинув через руку зеленую шаль, шелковая бахрома которой ниспадала до самого пола, со вздохом подхватила со стола крошечное платьице.

– Сколько я мечтала принарядить близнецов, не получается – они ведь мигом из всего вырастают. А такая красота мне и не снилась. Не знаю, что мы со всем этим будем делать, но мне просто смотреть на это все – уже приятно. Спасибо тебе, Красавица, дорогая! – Хоуп поцеловала меня в щеку.

– Не возьму я подарков от Чудища! – заявил отец. – Откупиться решил? Пусть забирает свои сокровища и вернет нам нашу девочку.

– Отец, прошу тебя, считай, что их подарила я. Оставьте их на память обо мне.

Он опустил взгляд и неуверенно погладил меховой воротник подаренной куртки.

Жер вздохнул:

– Я все равно не понимаю. А не понимать я не люблю. Сразу чувствую себя несмышленышем, которого мать пугает страшными сказками. Но я сделаю как скажешь, если тебе так будет приятнее. – Он взял со стола берет и покрутил на пальце. – Наверное, Чудище души в тебе не чает, раз так щедро одаривает твоих родных. – (Отец хмыкнул, но ничего не сказал.) – Спасибо вам обоим, – поблагодарил Жервен и тоже поцеловал меня в щеку. – Всегда любопытно было, каково это – нарядиться знатным вельможей. Вот и случай представился. – Он надел берет задом наперед, низко надвинув на лоб, и кончик пера защекотал ему подбородок. – Да, совсем другим человеком себя чувствуешь, – сказал он, сдувая перо с губ.

– Выглядишь точно другим, – рассмеялась Хоуп.

– Представляете, какой фурор я произведу, когда заявлюсь в кузницу в этом берете и белых атласных лосинах? Эх, жаль, я не догадался заодно попросить новые мехи в кузницу. Тут, кажется, одно перо как раз в их стоимость выйдет.

Он перевернул берет как положено, а Хоуп набросила ему на плечи плащ и принялась застегивать золотые пряжки и цепочки. Жер стоял смирно, улыбаясь уголком губ. Наконец Хоуп закончила возиться и отошла. Мы все посмотрели на Жервена. Он был все тот же, родной и знакомый Жер, но в то же время какой-то другой. Такой Жер мог бы запросто командовать армией. Густые волосы спрятались под беретом, открывая высокий лоб и прямые гордые линии бровей и губ.

– По-дурацки я себя чувствую, – признался он. – Не смотрите на меня так.

Жер стянул берет и плащ, превращаясь обратно в мужа Хоуп и самого искусного кузнеца на ближайшие полдюжины городков.

– Ты выглядел как принц, – улыбнулась Хоуп.

– Вот любящая жена, – похвалил он, обнимая ее за талию.

Оставив парчовое платье струиться со спинки стула на сиденье блестящим каскадом, Грейс поднялась и стала зажигать свечи и лампы в дополнение к камину.

– Красоваться – так при ярком свете, – пояснила она и, проходя мимо, поцеловала меня и шепнула украдкой: – Спасибо, милая. Пусть мне некуда его надеть, я буду смотреть на него каждый вечер и вспоминать тебя. И даже твое ужасное Чудище постараюсь помянуть добрым словом.

Я улыбнулась. Отец встал и тоже улыбнулся, но улыбка его была печальной.

– Хорошо, милая моя, будь по-твоему – ты снова одержала верх, но к этому, впрочем, мы уже привыкли. Я, как и Жер, ничего не смыслю в чарах, но, раз мы в их власти, я сделаю, как ты скажешь, и удовольствуюсь тем, что есть – твоими рассказами. Но на эту неделю ты полностью наша.