Сурен Цормудян - Кровь королей

– Неужели не понятно? Никакого свитка я не прятал. Просто хотел посмотреть, как ты поступишь. Твой ответ меня порадовал. Игра в прятки отменяется.

– Тогда что мне делать? Приказывай уже.

– И снова мое восхищение. – Лже-Хлодвиг с издевкой похлопал в ладоши. – Очень правильный настрой. Итак, в столицу стали прибывать лорды, созванные на большую королевскую ассамблею. Встречей, размещением занимается мой сенешаль. Но, сам понимаешь, это дело не для него. Теперь этим занимаешься ты. Встречай каждого лорда и докладывай мне о его прибытии. Докладывай о состоянии его здоровья и семейных дел. О его настроениях и отношении к королю и беглому волку. Сколько латников с ним прибыло. У них ни в чем не должно быть нужды. Захотят вина – обеспечь вином. Захотят девок – не скупись и на это. Но помни, – он подошел к Губерту совсем близко, – не нанимай обычных шлюх. Заведи особых блудниц. Тех, что, кроме прочих отверстий, работают еще и ушами. Нет в известном нам мире никого болтливее, чем мужчина в постели с красоткой. Пытки или вино не разговорят болвана так, как это могут сделать влажные губки, скользящие по его восставшей плоти.

– Я должен быть сводником? – возмутился лорд.

– Ты только что назначен лордом тайных дел Гринвельда. Если чин потребует, будешь хоть свинопасом. Это ясно?

Матиас Губерту тяжело вздохнул.

– Да, ясно.

– Чего-то не хватает для убедительности.

– Да, ясно, ваше величество.

– Так-то лучше. Ступай. Время не ждет.

Лорд Матиас Губерту удалился, одарив на прощание поддельного короля с подручным гневным взглядом, на что лже-Хлодвиг лишь усмехнулся.

Фэтч подошел к столу и взял из большой чаши с плодами оливы.

– Я слышал, волчий лорд не любит оливки, – сказал он, отправляя одну в рот. – Как их можно не любить?

– Это не пища для волка, – скривился Улпий. – Он хищник. Причем матерый. И доказал это нам. Как считаешь, господин, удастся ли его отловить?

– Думается мне, – Симидар причмокнул, – он сам даст о себе знать. Долго прятаться он не будет. Просто сейчас у него иная забота.

– Какая же?

– Спрятать принцессу. То, что я говорил лордам и королеве, дескать, он ее взял заложницей… Чушь это. Пусть они верят в его вероломство. Но Вэйлорд не такой. Я это понял за то короткое время, что пообщался с ним. Видел бы ты его лицо, когда он ставил мне клеймо. Он не желал причинять мне боль. Лишь обязан был исполнить долг перед своим королем. То же и с принцессой. Он ее похитил, чтобы защитить. И как только найдет для нее убежище, даст о себе знать. Это человек долга. И сейчас его долг – нас всех покарать. Я сказал Губерту, что восхищаюсь волчьим лордом, чтобы растравить болвана, вызвать в нем еще большую злобу к Вэйлорду. Но я, увы, не врал.

– Однако сейчас он беспокоит меня меньше, чем твои сообщники. Напрасно ты задираешь этих лордов. Сначала Тандервойса, теперь Губерту. Ты играешь с огнем, господин.

– Я ведь объяснял. Пусть плетут заговоры. Все равно от них когда-нибудь придется избавиться. Так пусть дадут повод. Всерьез опираться на тех, кто предал своего короля, глупо. Они лишь временное подспорье. Знатные сынки жаждут блага для себя, а не для мира. Они мнят, что я обязан им всем, что они смогут дергать меня за ниточки. Считают хозяевами себя. Потому-то надо найти себе более надежную опору. Или даже вырастить…

Приведу такой пример. Знаешь ли ты, что некогда Скифария была могущественным и сильным королевством? Крупнейшим во всем известном мире. Гардарика вбирала в себя множество племен и в своем единстве была непобедима. Но лишь для вторжения извне. Однако, по ряду причин, она разлагалась изнутри. Могучий медведь, которого побаивались и волки и львы, вдруг заболел. И кто-то посеял среди племен Скифарии такую вражду, что не было предела их ненависти друг к другу. И кто-то сделал так, что конунгом Скифарии стал самый ничтожный и богопротивный человек из возможных. Его посадила на трон разбойная знать, и он делал все, что им было угодно. Безвольная хлипкая мякоть в человечьем обличье. К тому же трезвым его никто не помнил. Тем не менее он крепко держался, благодаря тому что был не настоящим конунгом, а куклой в чужих руках. Высокородные ворюги нещадно грабили княжества и подданных, а на роптания отвечали каленым железом.

Но были и другие дворяне. Которых не устраивал пьяный конунг и шайка возле него. А может, им было не по нраву, что не они у трона. В итоге они низвергли пьянчугу и посадили на трон нового конунга. Более молодого, но казавшегося всем куда мудрее. И что стали делать эти дворяне дальше? Верно! Они принялись набивать карманы, как делали их предшественники. И конунг вроде бы позволял им. А потом в какой-то миг, видимо, понял, что ничего со времен пьяного конунга не изменилось. Даже взятый город отдают на разграбление лишь на три дня, а не навсегда. И тогда он потребовал от них придержать коней и заняться делами государственными. Хватит, мол, обворовывать Гардарику. Он думал, что они так и сделают. Наивный глупец. Они опутали его такой паутиной, что он едва мог пошевелиться. У него не хватило духу избавиться от алчных дворян и найти опору в других. Например, в народе своем или в тех князьях, что радели за государство. Он оказался такой же куклой, просто не столь пьяной.

Чем же ответила верхушка на требование прекратить бесчинства? Они стали творить еще большие безобразия и открыто обвиняли в этом самого конунга. И все уверовали, что любые беды в Скифарии от него одного. В конце концов его сожрали. Нет, не съели, конечно. И Скифария пропала. Она рассыпалась на множество крохотных княжеств с ничтожными князьками, что грызлись меж собой как голодные псы. А в это время их разоряли набеги то с востока, то с юга. Потом и Гринвельд решил отхватить себе кусок. Правда, ничего не вышло. Но это уже совсем другая история. Так что, друг мой Улпий, долго при себе держать тех, кто привел меня на костяной трон Гринвельда, я не намерен.

– Но не слишком ли ты торопишь события? Мы еще не окрепли здесь.

– Так и им нельзя дать окрепнуть. Запущенную болезнь лечить сложнее.

Гордалган покачал головой, с тайным восхищением глядя на Фэтча.

– Господин, ты ведь, по человеческим меркам, прожил всего восемнадцать лет? Или девятнадцать уже?

Симидар кивнул, поедая очередную оливку.

– Именно так, друг мой. Девятнадцать лет назад колдуны заполучили кровь Хлодвига и стали меня выращивать. Демон растет очень быстро, пока не сравняется возрастом с двойником. А потом стареет так же, как он. В пору быстрого роста разум мой был способен чудеснейшим образом впитывать немыслимые количества знаний. И колдуны охотно давали мне эти знания, которые я поедал с жадностью дракона. Так что, на вид мне лет сорок, на деле – девятнадцать, а разума и знаний – на столетие.