Эрлик в тумане

— И кто же он такой?

— Представьте, что вы держите в руке гранату и не знаете, когда она взорвётся. Не знаете, что может спровоцировать её взрыв. Это может быть всё, что угодно. Один такой человек до смерти избил жену после того, как она подала ему за обедом ложку вместо вилки. Не из-за ложки, конечно. Это действие что-то включило в его мозге, замкнуло значимые цепи. Вы не знаете, какие значимые цепи есть у Кана, и не знаете, что их замыкает. Сегодня он вас только наказал, и больше вы на эту территорию не вступите. Но есть и другие территории. Это может быть самый невинный с вашей точки зрения вопрос или поступок.

— Откуда вы знаете? — спросила Саар. — Откуда вы знаете, что это подходит к нему?

Ева грустно улыбнулась:

— Видите, вы уже начали его защищать.

— Я его не защищаю! — возразила Саар.

— Могу поспорить на что угодно: через минуту после того, как вы очнулись, он уже просил у вас прощения. Они всегда так делают, причём, как им кажется, совершенно искренне. Но в следующий раз они опять не смогут себя сдержать. Они никогда не могут.

— Он застал меня врасплох. В этот ваш следующий раз ему мало не покажется.

— Я верю, что вы способны себя защитить. Но только не от него. Они выбирают себе либо тех, кто намного слабее, чтобы унижать и не возиться, либо тех, кто в чём-то их превосходит. Я не имею в виду, что он сидит и строит планы. Это бессознательный выбор. Вы ему интересны, он вас уважает, но тем сильнее его желание вас подчинить. Наверняка он вам нравится, и за этот раз вы его уже простили.

Саар стало не по себе.

— Чего же в конечном итоге он хочет?

— Сломать вас, — ответила Ева. — Сделать так, чтобы вы подчинялись ему полностью и беспрекословно. Чтобы вы по тем или иным причинам не могли без него жить. Возможно, чтобы полюбили его, хотя это не обязательно. Такие люди не садисты в прямом смысле слова. Они не выискивают предлогов для издевательств. Но насилие — единственный способ для них ощутить человеческие эмоции. Он будет вас бить, потом искренне жалеть и извиняться, но не сможет посочувствовать, если боль вам причинит кто-то другой.

— Мне кажется, вы всё усложняете. Мы можем здесь погибнуть или никогда не вернуться назад. Сомневаюсь, что он строит такие долговременные планы…

— Он не строит планов. Он действует по обстоятельствам. Поймите, это неосознанное поведение. Это вроде программы, с которой он родился или которую в него кто-то вложил. Вы не сможете его переиграть, несмотря на весь ваш опыт. Вы ведь никогда ещё таких не встречали?

Саар не ответила.

— На Земле я бы посоветовала вам уйти от него, как только вы покинете мой кабинет. Но здесь бежать некуда. Единственное, что я могу вам сказать — будьте начеку. Всегда. Постарайтесь изучить его лучше, чем он — вас. А если нам всё же удастся вернуться, то как только у вас появится возможность, сделайте так, чтобы он исчез из вашей жизни навсегда.

Воистину Соседи были другими. Чем дольше Вальтер смотрел записи, тем необычнее себя чувствовал. По экрану летали светящиеся точки, хаотично, без заметной системы — по крайней мере, углядеть её за такое краткое время было невозможно, — но какая-то информация в этом полёте и огнях всё же была. Рассудком он не понимал её, но телом чувствовал. Окружающий мир начинал казаться странным, менее реальным, чем картинка на экране коммуникатора, и ему приходилось периодически отвлекаться от просмотра, чтобы восстанавливать связь с привычной средой.

Но он не узнал о Соседях больше, чем знал до сих пор. Чем бы они ни были, эти двадцать секунд не дали ему ничего.

Ганзориг настолько привык к своим обязанностям, к тому, что со дня встречи с вертолётом ничего не меняется — ни снаружи, ни внутри, — что когда однажды утром включил мониторы и увидел на них только белый шум, то несколько секунд пытался понять, что сделал не так. В лаборатории он был один — Юхан и Гарет появлялись позже или не появлялись вообще, работая с приборами в аппаратной. Зонды и информация, которую те передавали, были его ответственностью.

Теперь три первых зонда исчезли.

Они летели на расстоянии двух часов друг от друга; последний зонд прервал свою передачу за двадцать минут до появления Ганзорига. Следующая тройка подлетит к месту исчезновения только через двое суток.

Он волновался, и это было приятное волнение. Две недели с ними ничего не происходило; их передачи были однообразны и темны. Он сел и включил запись с первого пропавшего зонда.

За две минуты до исчезновения горизонт начал светлеть. Свет был тусклым, рассеиваясь густым туманом, но когда зонд обработал изображение, перед Ганзоригом начало разгораться оранжевое зарево. Оно стремительно росло, образуя столб, который поднимался так высоко и так прямо, что Ганзориг понял — там кривизна пространства меняется, и диаметр их замкнутой трубы становится гораздо больше, если не исчезает вообще.

А потом сигнал пропал.

Он просмотрел две другие записи, увидев то же самое. Никаких причин для исчезновения Ганзориг не заметил — все сигналы резко прекращались. Последние секунды он смотрел в замедленном режиме, надеясь что-нибудь разглядеть, хотя сам не знал, что ищет, и в конце концов позвонил близнецам.

Снаружи каждый день холодало; несмотря на корабельную защиту, холод начал проникать внутрь. Прогнозы предвещали минус пятьдесят к моменту выхода в пространство Соседей, тяжёлых, как маленькие нейтронные звёзды. Большую часть времени Кан проводил снаружи, но теперь постоянный холод начал пробирать даже его, жившего бок о бок с пхугами, чья магия понижала окружающую температуру на десятки градусов.

Фаннар молчал, но не уходил и не засыпал. Кан не пытался с ним заговаривать — вампир не хотел общаться. Сидя на контейнере посреди тумана, он ждал, ждал, ждал. До места, где стоял «Эрлик», было пятнадцать дней пути. Это казалось много и мало одновременно. Пока что ему было чем себя занять.

— Это «Эрлик», — сказал Франц, протягивая ему планшет. — Планы. Выучи их так, чтобы ориентироваться на корабле, как у себя дома. От нижних трюмов до палубных надстроек. Все помещения.

— А что в них? — спросил Кан, разглядывая схему.

— Позже поговорим и об этом. У нас мало времени. С другой стороны, его достаточно, чтобы составить план действий.

— Там ещё трёхмерные карты и схемы проводок, — сказал Джулиус. Кан кивнул.

— Они не могли что-нибудь перепланировать?

— Исключено. И нет нужды, даже если они настолько посходили с ума.

— Возможно, так и есть, — сказал Ганзориг. — Вы не думаете, что если они оказались в центре аномалии так внезапно, это повлияло на их душевное самочувствие? Обычные аномалии часто калечат людей.