Эрлик в тумане

Ганзориг мысленно видел бойню, итог которой сняли зонды. Он мог представить, как серокожие рептилии бродят среди погибших, не испытывая ни сожаления от содеянного, ни радости от убийств. Но что там делал Кан? Ганзориг не мог себе этого представить. Впрочем, если его симбиоз с одним из пхугов — правда, от человека в нём осталось немного.

Несмотря на то, что мысли Ганзорига были в прошлом, от настоящего было не уйти. Через день после того, как Саар отправила Вальтера на ту сторону, Ганзорига вызвали братья.

В аппаратной оказался и Вальтер, который, по мнению адмирала, после своего путешествия стал слишком самоуверенным.

— Полагаю, вы уже знаете, что с той стороны полным полно Соседей, — обратился к нему Франц.

Ганзориг кивнул. Эту запись он увидел раньше Вальтера, когда физики обрабатывали данные.

— У нас появилась ещё одна съёмка, — сказал Франц. — На этот раз почти двадцать секунд. Посмотрите и скажите своё мнение.

Запись пропустили через фильтры, и теперь Соседи не просто летали в пространстве, лишённом каких бы то ни было структур, но меняли свою светимость в оттенках фиолетового.

Ганзорига тревожило такое обилие Соседей и их близость к кораблю. В их владениях «Грифон» будет уязвим гораздо больше, чем здесь. Какие бы шаги не предприняли братья Морган и медики, им не удастся полностью контролировать взаимодействие, если оно случится.

— Эти цвета, — сказал Вальтер, вглядываясь в экран. — Что это? Вы вроде говорили, что они не светятся.

— Они не светятся в оптике, — ответил Джулиус. — Это гамма-излучение. Такая перемена интенсивности может быть языком?

Вальтер молчал. Потом сказал:

— Свет и цвет — язык подводных организмов. Но я не знаю, о чём говорят Соседи. Они слишком другие. Если они общаются, то людям это может быть в принципе непонятно.

— Я бы не удивился, — ответил Франц. — Но давай предположим, что они реагируют на то, что внезапно оказалось в поле их… восприятия, если угодно.

— Я только хочу заметить, — вмешался Ганзориг, — что Соседи не радиоактивны. Они не испускают ни гамма-лучей, ни рентгеновского излучения.

— Может, на Земле какой-то другой вид? — предположил Вальтер. На это Ганзориг счёл нужным промолчать. — Я не могу ответить вам сходу. Посмотрю в каюте, если вы выложите в сеть.

Когда он ушёл, Франц обратился к адмиралу.

— Вы говорили, что Соседи нередко преследовали самолёты, особенно военные. Часто бывали крушения или поломки?

— Когда Соседи приближаются к самолётам, они влияют на приборы, — ответил Ганзориг. — Но они никогда не проявляли явной агрессии. Не нападали специально, не таранили, не стреляли… в общем, ничего похожего. Скорее, они любопытны.

— Или голодны, — сказал Джулиус. — Может, они ищут энергию, которая кажется им питательной или приятной? К беспилотникам они пристают?

Ганзориг медленно покачал головой, внезапно ощутив бегущий по спине неприятный холодок.

— Значит, Соседи интересуются не техникой, — сказал Франц. — Они интересуются людьми.

— Достоверных свидетельств интереса Соседей к людям нет, — заметил Ганзориг. — Истерические личности, которых якобы похищали зелёные человечки, и сами эти человечки не имеют к Соседям никакого отношения.

— Допустим, люди как таковые их действительно не интересуют, — сказал Франц. — А что если им интересны люди в механизмах? Или механизмы, которые управляются людьми? Скажите, адмирал, Соседи выходят в космос?

— Дальше Луны их никогда не видели. На Марсе их нет. И они всегда возвращаются на Землю.

— А к спутникам они подлетают? Или к космическим станциям?

Ганзориг кивнул.

— Пожалуй, вы правы — голые механизмы им не слишком интересны. Я подумаю об этом, с вашего позволения.

— Только недолго, адмирал, — сказал Джулиус. — «Эрлик» может появиться на горизонте в любой момент, и тогда у нас останется мало времени на подготовку.

— Могу я задать тебе вопрос? — спросила Саар.

Несколько долгих секунд Кан не отвечал. Он лежал, глядя в тёмный потолок, по которому шла голубовато-серая полоса от прожектора «Грифона». Он никогда не засыпал у неё в каюте и уходил рано утром, оставляя её одну.

— Попробуй, — наконец, ответил он.

— Откуда ты знаешь Вальтера?

— Я украл его у бандитов.

— Это какая-то авантюрная история? — заинтересовалась Саар. — Расскажи.

— Ничего авантюрного. Легион должен был забрать его от Источника, но опоздал — Вальтера уже выкрали. Думаю, ради выкупа. Глава общины Источника попросил меня его освободить. Потом… — он на мгновение замолчал, — потом я отвёз его к моему отцу. Он военный и знал, что Легион от него хочет. Ну и от меня заодно. А почему ты спрашиваешь?

— Он ухлёстывает за глупой девчонкой. Мне это не нравится.

— Тома не глупая.

Саар усмехнулась:

— Была бы умная — не поощряла бы такого остолопа.

— Она не поощряет. Просто Тома не знает себя. Она живёт чужой жизнью. Надеюсь, это не ты её такой сделала?

В его словах Саар послышалось осуждение.

— Нет, Кан, не я. Поверь, мне тоже не нравится её пассивность. Я взяла её в ученицы, когда ей было пятнадцать. Вряд ли ты можешь себе вообразить, что такое интернат для незрячих детей в тех местах, откуда она родом. Меня не удивляет, что она такая запуганная. Но я не сумела её изменить. Правда, теперь у неё появилась идея. Она мне все уши прожужжала этим Источником. Говорит, если вернёмся, чтобы я её туда отвела.

— Интересно, — сказал Кан. — Она ведь должна знать, вернёмся мы или нет.

— По-моему, ты плохо представляешь, как действует её дар, — Саар привстала на локте и заглянула ему в глаза. Он продолжал смотреть вверх. — Обычно она видит несколько вариантов развития событий и вероятность, с которой каждое из них произойдёт.

— Значит, она видела такие исходы: мы погибнем, мы вернёмся, и мы останемся здесь. — отстранённо проговорил Кан.

— Только не это, — Саар покачала головой. — Уж лучше погибнуть.

— Ты тоже так считаешь? — Он впервые посмотрел на неё. Саар вздрогнула.

— Нет, нет конечно! Лучше, если мы вернёмся живыми и здоровыми. Кан, зачем ты так говоришь?

Он отвернулся. Она провела пальцами по его плечу.

— Почему ты так сказал?

— Потому что мне незачем возвращаться.

— А твои родные? Они тебя не ждут?

— У меня очень большая семья. К тому же, это не они меня воспитывали.

— Тогда понятно, — сказала Саар.

— Что понятно?

— Понятно, почему ты ни к кому ничего не чувствуешь.

В ту же секунду она поняла, что говорить эти слова было нельзя. Атмосфера в комнате неуловимо изменилась. Но Саар не успела ни сказать, ни даже мысленно сформулировать свои извинения. Через секунду её спина и затылок ударились о стену рядом с кроватью, а его рука пережала трахею так, что она не могла вздохнуть. От шеи в голову распространилась отупляющая боль. Мысли метались в панике. Она видела перед собой расплывающийся силуэт, который исчез во тьме, когда она потеряла сознание.