MarInk - Жизнь в зеленом цвете - 4

- Я разгадал это золотое яйцо, - вздохнул Гарри. - Но не знаю, что делать даль…

Гарри замолк на полуслове.

Второй курс. Кровь в чаше сияет нестерпимым зелёным. Снова верёвки врезаются в запястья. Снова страх и бессилие. И две высокие тонкие фигуры со странными ореолами вокруг голов.

- Фред, Джордж… вы не могли бы…

- Для тебя - всё, что угодно, - серьёзно сказал Фред.

- Научите меня, пожалуйста, заклинанию головного пузыря.

- Дай только допьём…

Гарри улыбнулся - так счастливо и расслабленно, как давно не улыбался.

Заклятие головного пузыря он усвоил за час; он даже специально опускал голову, окружённую пузырём, в большую ванну, трансфигурированную Фредом из кровати и наполненную Джорджем при помощи Aguamenti. Он мог держать её там столько, сколько ему хотелось, и дышать при этом так же спокойно, как и на суше. Впервые с того момента, как получил золотое яйцо, Гарри почувствовал, что напряжение уходит и на смену ему является спокойная уверенность в себе, редкостная для Гарри эмоция.

- Спасибо вам обоим огромное, - Гарри сел на трансфигурированную обратно кровать и зябко обхватил себя руками - в Визжащей хижине было довольно холодно.

- Не за что, - близнецы привычно сели по обе стороны от него; от обоих шла слабая волна тепла, и Гарри стало чуть легче. - Это, на самом деле, не так трудно.

- Зато как я психовал, когда понял, что придётся как-то провести час под водой, - вздохнул Гарри. - Я даже подумывал о том, чтобы войти в озеро и утопиться…

Фред и Джордж рассмеялись.

- Хорошо, в таком случае, что ты встретил нас в «Трёх мётлах».

- Самое лучшее - это то, что я вообще вас встретил, - возразил Гарри, с закрытыми глазами откидываясь к стене кровати и позволяя мышцам обмякнуть.

- Ты нам льстишь.

Гарри приоткрыл один глаз и покосился на хитро улыбающегося Фреда.

- Напрашиваешься на комплимент, да?

- А почему бы и нет? - весело спросил Джордж. - Тебе ведь не жалко для нас комплиментов, а?

Гарри снова закрыл глаза и признался:

- Я вообще не умею говорить комплименты. Всё, что я могу сказать, так это то, что я люблю вас обоих. Больше, чем кого угодно другого во всей моей дурацкой жизни.

- Не используй к своей жизни таких определений, - попросил Джордж.

- Неужели ты хочешь сказать, что мы любим дурака? - лукаво добавил Фред. - Низко же ты нас ценишь…

Гарри рассмеялся.

- Сдаюсь… я - средоточие мудрости, а вы - те самые чуваки наверху, что отмеряют каждому ум при рождении и ведают всеми мозговыми ресурсами человечества… Эй, хватит щекотаться!..

Близнецы, обратив мало внимания на его праведно-возмущённые вопли, продолжили своё чёрное дело, и Гарри ещё минут десять извивался на кровати, хихикая и притворно сердясь. Он снова чувствовал себя двенадцатилетним.

Угомонившись, все трое затихли на кровати. Гарри потянулся к близнецам и обнял их.

- Вы самые хорошие на свете, - пробормотал он.

- А ты ещё лучше, - на этот раз Фред и Джордж говорили хором.

- Вы мне льстите, - Гарри улыбался.

Короткие смешки близнецов отзвучали, и в хижине наступила тишина, прерываемая только свистом ветра. Гарри лежал, закрыв глаза, чувствуя живое тепло Фреда и Джорджа, и ему казалось, что это будет похоже на долгий медленный танец. Снова сближение, снова доверие, снова вместе - медленно, почти на ощупь, потому что прежние мосты сожжены, и надо выстраивать новые, доска за доской, скреплять и наносить резьбу на столбики перил. У Гарри дух захватывало от чистого, безоблачного счастья при мысли, что когда-нибудь, может быть, спустя несколько месяцев, они с Фредом и Джорджем будут так же близки, как в начале его третьего курса. Вся жизнь расстилалась перед ним пёстрым ковром, пока он чувствовал синхронный пульс близнецов, и ничего не могло быть правильней и лучше, чем эта тихая гавань в виде кольца их рук.

Новый виток спирали, долгий путь, пройти который - удовольствие само по себе. И они обязательно, непременно, во что бы то ни стало пройдут его.

* * *

Гарри считал дни, остававшиеся до второго испытания; главным образом потому, что ему не терпелось узнать, что же у него такое украдут, точнее, кого. Он повесил на стену над кроватью куском пергамента с числами от четырёх (потому что ему пришла в голову эта идея именно четвёртого вечером) до двадцати четырёх и вычёркивал каждый день по одной цифре размашистым крестом. Периодически капля чернил срывалась с кончика пера и пачкала покрывало; на следующий же день домовые эльфы меняли его на чистое, и Гарри мог со спокойной душой продолжать свинячить дальше, ставя крест на ещё одном числе.

Двадцатое число он обвёл кружком, чтобы, не дай бог, не забыть о встрече с Сириусом. Он соскучился по своему крёстному… пусть даже они друг друга совсем не знали - тем лучше! У них будет, о чём поговорить, они смогут узнать друг друга лучше… и ведь должны же когда-нибудь поймать эту погань Петтигрю, и Сириуса оправдают.

Дни проходили за днями, одинаковые, отличавшиеся, по разумению Гарри, единственно крестом, который он вычёркивал; уроки, испуганно-недружелюбные лица, ежедневный Locus Singularis, поцелуи с Олегом по углам - Гарри не мог отрицать сам перед собой, что его отчего-то тянет к золотоглазому дурмстранговцу. Так тянуло, наверное, жён Синей Бороды открывать запретную комнату. Гарри осознавал, что ничего толком не знает об Олеге Краме, что не имеет права продолжать эти поцелуи, запутавшись сам между Биллом, по которому продолжал очень тосковать, и близнецами, и вмешивать во всё это ещё одного человека - по меньшей мере, неблагоразумно, да и свинство по отношению к этому самому человеку. Но…

Но Олег, кажется, вовсе не интересовался мнением Гарри по этому поводу. Каждый раз, как они оказывались вдвоём в достаточно уединённом месте, чтобы можно было поговорить спокойно, Олег начинал поцелуи, противиться которым у Гарри не было ни сил, ни желания, ни внятной причины. По крайней мере, те причины, которые казались ему внятными, быстро теряли свой смысл, когда дело доходило до горячих властных губ.

Гарри путался в своих чувствах; но если чувства к Биллу и близнецам он мог определить без труда, то насчёт Олега он не мог подобрать подходящих слов. Это было какое-то подавление, причём Гарри ничего не имел против этого, как только золотые глаза оказывались в достаточной близости от него. В другие же моменты Гарри, пытаясь вычленить для себя источник этой странной властной силы, которой неоткуда было взяться в семнадцатилетнем парне (например, в Седрике ничего похожего не было и близко; не было в Перси, не было никогда в Маркусе Флинте и всех прочих старших парнях, которых Гарри знал). Должно быть, в Болгарии делают совсем других людей, совершенно не похожих на английских. По крайней мере, Гарри честно не раз и даже не два пытался прояснить для себя всю эту ситуацию с чемпионом Дурмстранга. Но так и не смог.