Svengaly - Красноармеец Горшечников

- Простите, вы не комиссар будете?

- Да, - удивился Север. - В чём дело?

- Фамилия наша Ворпуладис - представился грек. - Драгоман-т.

- Драгомант? - переспросил комиссар. - По драгоценностям гадаете?

- Никак нет. - Грек услужливо захихикал. - Драгоманы мы. А «т» - это, изволите видеть, при царе к словам добавляли «с» вместо «сударь», теперь сударей нет, оттого я для уважительности прибавляю «т» - вроде как «товарищ».

Товарищ Лютиков закхекал в пыльные бумаги. Георгина прыснула в кулачок.

- С «т» прояснили, - сказал Ксаверий. - Так зачем вы, товарищ драгоман-т, пожаловали?

- Объявление прочёл. - Ворпуладис предъявил засаленную бумажку, от которой по тесному кабинету немедленно распространился сложный запах махорки, воблы и кирзовых сапог. - Пайку заворачивали-т, - застенчиво признался грек. - Тут вот написано, что вам переводчики нужны - так мы и есть переводчик.

- Вы, Николай Второй, самодержец милостью божьей? - уточнил Ксаверий.

- Изволите видеть, достопочтенный комиссар, говорить «я» почитаю нескромным, отсюда и следует «мы».

Георгина рассмеялась уже открыто.

-По объявлению вам не ко мне, а в Чека, - объяснил достопочтенный комиссар. - Выловили матроса с иностранного судна, нужен переводчик. И бросьте своё «т», неровён час побьют.

Ворпуладис низко поклонился, надел канотье на пропотевшие кудри и задом вылез в двери.

- Фрукт, - сказал Ромка.

- Фрукт-тэ, - поправил Гарька.

На другой день, улучив момент, когда комиссар отправился в Главначснаб, Гарька стал выспрашивать Лютикова про выловленного матроса.

- Выспросил его драгоман-т? Неужто все-таки шпион оказался?

- Бедовый ты, Горшечников! Всё тебе шпионов подавай! - улыбнулся Лютиков.- Негр не шпион, а вполне себе наш товарищ, классово близкий элемент. А вот мертвый господин поинтереснее будет. Вёз он с собой очень тяжёлый чемодан, дела имел с самим капитаном, расплачивался щедро, бывало, давал золотые монеты на чай.

- Из бывших, - тут же определил Гарька. - Видать, пришили его за золотые монетки.

- Не угадал. Доктор его осмотрел и говорит, что преставился он от малярии.

- За что же Доббса высадили?

- У него случился приступ желудочной лихорадки. Видать, побоялись эпидемии, вот и решили избавиться от обоих.

- А где он теперь? - поинтересовалась незаметно подошедшая Георгина. - Надо навестить американского пролетария!

- Отдали под опеку комсомольцев. Кажется, его приютили родители Ганны.

- Отлично! Пойдем, Гарька. Я только за «Манифестом» сбегаю, а у тебя вроде был кусок ситного.

Ромка тоже собрался с ними проведать спасённого матроса. По дороге Георгина так вдохновенно рассказывала, как американские капиталисты издеваются над чернокожими рабами, что у Гарьки даже защипало в носу от жалости.

Ситный Доббс принял с благодарностью, однако от прослушивания «Манифеста» отказался. Поговорив с ним, Георгина выяснила, что рабов в своей семье он не помнит, в Америке не бывал, сам родом из Ливерпуля, а отец - с Ямайки. Пароход, на котором Доббс служил кочегаром последние пять лет, был приписан к Бриндизи и перевозил мирный товар вроде мануфактуры. Команда на пароходе подобралась с бору по сосенке; капитан - англичанин, Доббса не обижал, может, потому, что не замечал. Высадили его свои же товарищи, испугавшиеся тифа.

- Всё равно пролетарий, - сказала Георгина с некоторым разочарованием. - Угнетённый класс.

* * *

Улочка была обставлена домиками, при постройке сиявшими белизной; теперь стены пожелтели, и домики смотрели грустно; листва неизменных акаций к концу лета огрубела и пропылилась насквозь. Одни только высоченные мальвы - алые, розовые, кремовые, точно вырезанные из бархатной бумаги - радостно сияли в палисадниках.

Денис Фоменко, оставленный у здания почтамта стеречь лошадей, разговаривал с девушками. Девушки были не простые, а военные, увешанные оружием от шеи до колен, с алыми бантами на выгоревших гимнастёрках. Их дверей почты вышла их товарка; все подхватились и упорхнули, словно стайка зарянок.

- Кто такие? - поинтересовался Ромка.

- Женский батальон имени Веры Засулич. Письма родным отправляли, с фотокарточками…

- Чего только нет в нашей Красной армии, - заметил Гарька.

- Баб-тальон, - заржал Ромка.

Гарька покосился на Георгину: не обиделась ли. Нет, не обиделась; кажется, вовсе не услышала. Задумчиво глядя вслед далеко уже ушедшим девушкам, она щурилась, прикидывая что-то, а может, просто прикрывала глаза от слепящего солнца.

Возле дома попали в неожиданный затор: поперёк узкой улицы заглохла мотоциклетка; отряд конников пытался обогнуть неожиданное препятствие.

- Помогли бы лучше, чем матюкаться, - сказал измученный шофёр.

Гарька спрыгнул с коня, перебросив поводья Георгине, Ромка последовал его примеру. Втроём с шофёром оттолкали мотоциклетку впритык к дому. Конники радостно порысили мимо.

- Буржуи, - проворчал Ромка, вытирая пот со лба. - Надо проехать - слезай и толкай, а то всё прислугу ждут. Вы, товарищ, откуда будете?

- Не узнаёшь, что ли? - удивился мотоциклист. - Семен Фингалов, из управления артиллерии.

- И верно. - Ромка пригляделся к нижней, не скрытой мотоциклетными очками части лица. - Неаккуратно ты встал, посреди улицы.

- Мотор заглох, а мне надо нашу партячейку забрать с заседания.

- С пленарного? - важно спросил Ромка.

- Знамо дело, с пленарного! - Фингалов подмигнул Георгине, подкрутил рыжий ус - дескать, и мы не лыком шиты.

- Вон комиссар идёт, и Лютикова где-то подобрал.

Гарька и Георгина обеспокоенно переглянулись: в город они ушли без разрешения, но Север ничего им не сказал. Оставив Фингалова копаться в моторе, они свернули в свою улочку.

- Я могу отлучиться вечером в город? - спросила комиссара Георгина.

- Куда?

- В партшколу, к Златоверхову. Он мне сборник Цветаевой обещал, и ещё прочесть своё новое стихотворение.

- Знаешь, Грамматикова, - Север остановился и поглядел на Георгину таким душевным взглядом, что у неё сжались кулаки, - меня в последнее время всё чаще навещает мысль: не отправить ли тебя до хаты, к родителям? Отпусти косу, надень кисейное платье и читай своих поэтов среди роз и незабудок. Кто тебя проводит до партшколы?

- Никто! - Георгина сморгнула ресницами, дёрнула за повод рыжего Медведя; тот осел на задние ноги и гневно всхрапнул. - Не пойду я никуда!

Она соскочила наземь и втащила упирающегося коня в ворота.

- Что ты её шпыняешь? - сказал Лютиков сердито. - Что тебе от неё надо?

- А ей что от меня надо?

- Дурак ты, Север.

- Помолчал бы ты, Ромуальд.

- Как тебя ещё называть? Девочку обижать большого ума не надо. Не нужна - поговори с ней, объясни добром…

- Сказано тебе: отвяжись, - проговорил Снейп сквозь зубы. - Сам знаю, нужна или не нужна.