rain_dog - Летучий корабль

- Что я знал про себя, Гарри?

Он чуть придерживает меня за талию, но сейчас в том, как он дотрагивается до меня, нет того ослепляющего желания, которое еще совсем недавно стекало с его пальцев, проникая мне глубоко под кожу. Это просто какой-то человеческий контакт, да, близость, но теперь она совсем иная. И у меня получается договорить то, что я начал.

- Понимаешь, я бы никогда не подумал про тебя, что ты гей, если бы не те колдографии в газетах.

- Разглядывал колдографии? — улыбается. Опять доволен.

- Мне по работе приходилось, — я, конечно, немного лукавлю. Не только по долгу службы я их разглядывал.

- Я бы и сам про себя не подумал, — неожиданно признается он. — По молодости, конечно, всякое случалось…

Ох, правильно я вчера решил, что в слизеринских спальнях творилось черт знает что…

- Честно говоря, потом я действительно довольно долго был влюблен в твою маму.

- Значит, не все было неправда? Твои воспоминания, они не были поддельными?

- Для тебя это до сих пор так важно?

Его пальцы проводят линию от моего виска к подбородку, да, он намеренно не прекращает касаться меня. Чтобы я не мог закрыться и продолжал говорить с ним. И не сводил с него глаз. Я теперь уже и не знаю, важно или нет, на самом деле все это было так давно… Но вот про маму… я почему-то хотел бы знать. Меня как-то не удивляет, что она могла ему нравиться. А вот сейчас мы с ним любовники. Мне перестает казаться, что это как-то взаимосвязано. Похоже, он со мной в этом согласен.

- Они не могли быть совсем уж поддельными. Все дело было в тебе. Как ты думаешь, что случилось бы с Дамблдором, расскажи я ему, что предмет моей страсти далеко не Лили Поттер? Боюсь, старик бы не дожил до того момента, когда мое заклятие сбросило его с Башни Астрономии. А что было бы с тобой, если бы ты увидел настоящие?

Вначале мне кажется странным, что он так легко говорит об этом, но потом я осознаю, что на самом деле все это было настолько давно… И стало не столь важным даже и для меня. Потому что с тех пор со мной столько всего случилось. Да и ним тоже.

- Просто в какой-то момент я понял, что мне нравишься ты. Что ты там мне вчера говорил? Мальчишка, которого все прочили в герои? Ты был какой-то трогательный, уязвимый, абсолютно беззащитный… И я знал, что Дамблдор хладнокровно планирует твою смерть. Улыбается, растит тебя у себя под крылом. Я не понимал, как такое возможно. Вначале я уверял себя, что это просто жалость…

И в тот момент я впервые осознанно, уже при свете дня, несмело кладу руки ему на плечи — моя первая попытка обнять его. Где-то в глубине его глаз словно зарождается тепло.

- Я тогда думал, что это просто война, от которой я начинаю сходить с ума. Мне и в голову не приходило раньше засматриваться на своих студентов…

О, Мерлин, что я там ему вчера наговорил?

- Я был уверен, что когда все закончится, это пройдет. Как видишь, не помогло, — он чуть наклоняет голову и целует мои пальцы. — Я не знаю, почему одного человека тянет к другому. Скорее всего, для этого нет объяснений. Поэтому я не могу ответить тебе на твой вопрос. Я не думаю, что ты гей, по крайней мере, в том смысле, который в это слово обычно вкладывают. Здесь нечто другое.

- Значит, ни о чем не думать?

- Я бы на твоем месте и не пытался. Считай, что у нас просто каникулы…

И вот теперь он дотягивается до моих губ, но это вовсе не один из тех жадных страстные поцелуев, от которых ночью я был готов на все. Просто такая мягкая успокаивающая ласка, может быть, чтобы я привык к нему, привык быть рядом с ним и при свете дня. Наверное, для него и это было важно. Чтобы я перестал бояться и его, и самого себя.

- Хочешь, поедем посмотрим острова? — неожиданно предлагает он.

И мне кажется, так же, как и когда он гладил меня по плечу, утешая, что он делает это впервые — вот так просто зовет человека, который ему небезразличен, покататься с ним на катере. И даже несколько опасается моего отказа.

- Конечно, хочу, — немедленно соглашаюсь я. А что люди еще могут делать на каникулах?

Мы покидаем балкон, проходим через залитый солнечным светом холл и оказываемся на каменных ступенях лестницы, спускающейся к самому морю. Прямо напротив нее, буквально в паре десятков метров, на воде спокойно покачивается белый катер с широкой темно синей полосой вдоль борта, сверкает металлическими перилами — новая, совершенно маггловская вещь. И все же… все же это тоже корабль, нет, конечно, не настоящий, но тоже вот маленький почти игрушечный кораблик. И я опять не удерживаюсь и задаю еще один детский вопрос:

- А можно мне будет…

- Ты же не умеешь, — он останавливается на пару ступеней ниже и оборачивается, насмешливо глядя на меня, но сейчас я вижу, что в этом нет ни малейшей издевки. — Конечно, можно. Я тебе покажу. Это не сложно. Если хочешь, подожди, я подгоню катер.

- Я доплыву.

Что я, девица на лодочной прогулке, чтобы ожидать, пока за мной подкатят к самой пристани? И мы входим в воду, как есть, в футболках и в шортах, потому что по такой жаре все высохнет за несколько минут. Северус плавает значительно лучше, чем я, так что я немного отстаю, но не так, чтобы было уж совсем стыдно. А вот когда мы поднимаемся на борт, он все же подает мне руку. Внутри здесь все совсем просто, светлые сиденья, обтянутые кожей, руль и панель управления — почти как в маггловских автомобилях. Он снимает с себя мокрую одежду, остается в одних плавках, и мне ничего не остается, кроме как последовать его примеру. И я отчего-то опять стесняюсь.

- Глупый, — он обнимает меня за плечи, — что ты опять краснеешь? Ты думаешь, что после того, что я видел утром, я стану тебя сейчас домогаться? Считаешь, что я изверг?

- Иногда да.

- Садись.

Он указывает мне на пассажирское сиденье, заводит мотор, и мы, пока еще на очень тихом ходу, покидаем бухту острова Кес. А потом катер будто взмывает, нет, он просто будто приподнимается над водой, и я чувствую только горячий ветер и соленые брызги, радугой рассыпающиеся в дрожащем от зноя воздухе. Белые галочки чаек — то далеко, то совсем близко, но мне трудно различить их — блики на воде слепят мне глаза. И от непривычных звуков я некоторое время будто бы утрачиваю способность слышать что-нибудь.

Каким было мое счастье? Солнечным, соленым, цвета моря и песчаника, из которого сложены маленькие островки и острова покрупнее, ветреным, горячим… Мы останавливались в маленьких бухтах, глушили мотор и просто прыгали с борта в воду, уходя в прозрачную глубину. И я мог положить руки на рулевое колесо, воображая, что это штурвал, да, штурвал совсем иного, теперь уже недоступного мне Корабля. А пират чуть направлял мои неловкие боязливые движения, а то бы с меня сталось от усердия угодить прямо на скалы.