Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — грандпринц

Она позволила себя усадить, но и оттуда поглядывала с прежней надменностью. Бобик наконец поднялся, широко и с таким могучим подвыванием зевнул, что за окном испуганно взвизгнули собаки, подошел и с ходу бухнулся на пол между нами, придавив Аскланделле край платья.

— Что варвар, — голос ее прозвучал сухо и без признаков тепла, — это заметно не только мне.

— Кстати, — сказал я, — как сэр Дональд?..

Она благосклонно приняла созданный для нее фужер из тончайшего стекла, наполненный густым красным вином, но пить не стала, хоть и на стол не поставила, а медленно вертела длинную фигурную ножку в тонких изящных пальцах, в которых бокал смотрится особенно удачно и выигрышно.

— А что, — поинтересовалась она нейтрально, — с сэром Дональдом?

— Да так, — ответил я. — Всегда я его как-то озадачиваю. Вот не думал о себе, как о великом озадачивателе, у меня же душа нараспашку до самых сапог, сердце на рукаве! Во всю ширь, а здесь рукава ого-то, на юге долго бы ржали… А тут он всякий раз за сердце хватается! Молодой, видать.

Бобик приоткрыл глаз, посмотрел на Аскланделлу с укором и тяжело вздохнул. Она чуть наклонилась и начала чесать ему за ухом, не выпуская из другой руки фужер. Он довольно засопел и закрыл глаза.

— Сэр Дональд, — ответила мне с некоторым запозданием и осторожностью, — всего лишь строго выполняет порученное ему задание. Ничего более. Так принято… как мне кажется. А что вас волнует?

— Только вы, — ответил я. — Что мне Дональд? Я просто забочусь о вас и хотел бы знать, какие особые инструкции он получил от вас, которые могли бы… помочь мне.

— В каком смысле?

— Не в том, — сказал я поспешно, — что вы подумали! Нет-нет, все наоборот!.. Я к вам отношусь к трепетом, как дикари к иконам. Я все думаю, как лучше защитить вас.

Она перестала чесать Бобика, выпрямилась в кресле, как на троне, и посмотрела с недоумением.

— Разве я не сказала, что защищена?

— Не только от посягательств мужчин, — ответил я неуклюже, — а как бы вообще от всего. Аскланделла, я отвечаю за вас. Вернее, отвечаю за вас я. Странное чувство, но в последнее время это перестало тяготить, а даже, я бы сказал…

— Не надо, — произнесла она неожиданно мягко, — не говорите.

— Принцесса?

— Любые сказанные слова, — пояснила она, — в какой-то мере налагают на всех нас оковы. И хотя мы их легко рвем, когда возникает нужда, но лучше, чтоб этих оков вообще не было. Кстати, вы тоже можете сесть.

Я поклонился, сел напротив и сказал просто:

— Аскланделла, я скоро отбуду.

Она всмотрелась в меня, глаза чуть расширились, но поняла, поверила и только уточнила:

— Среди зимы?..

— Да, — ответил я с неохотой.

— Надолго?

— Не знаю, — ответил я честно. — Если бы это зависело от меня!..

Она чуть-чуть пригубила вино, то ли из вежливости, то ли таков этикет в империи, поставила фужер на стол.

— А кто может, — поинтересовалась она кротко, — приказывать самому сэру Ричарду Завоевателю?

Я ответил скромно:

— Увы, Господь велит быть милостивым к врагам, но к своим жалости не знает.

Ее глаза расширились.

— Сэр Ричард?

Я ответил скорбно:

— Бывает, разбудит среди ночи и говорит: иди и жги!.. Сердца людей. Приходится вставать, одевать штаны… простите, брюки, но это все равно штаны, и это… идти жечь. Весьма! Надо. Культура культурой, а убивать надо. Сперва убивать, а потом жечь, мы же не инквизиторы! Однако убивать надо, веление времени и пропалывание во имя прогресса и гуманизма. Милосердие нужно вводить постепенно, а то обнаглеют. Хотя все равно обнаглеют, но хоть не так быстро на голову сядут.

Она медленно покачала головой.

— Вы получаете приказы… от Всевышнего?

Я сказал сердито:

— А от кого бы еще я вот так беспрекословно?.. Ну, разве что от вас… Я вообще-то человек местами гордый. Даже зело. А вы такой дурью страдаете, я же по глазам вижу, будто я сплю и грежу, как захватываю империю вашего родителя!.. Успокойтесь! Это северные народы постоянно прут ордами в наши пределы, пришлось вон Большой Хребет воздвигнуть… Нам бы от вас отсидеться.

Она сказала язвительно:

— Хорошо же вы отсиживаетесь!

— Это была вынужденная карательная экспедиция, — возразил я. — Вы не сможете отрицать, что это Мунтвиг напал, а мы вынужденно перешли к глубокой обороне… на его землях, так просто удобнее и гуманнее. Пусть патриотически настроенное население как следует ощутит на себе тяготы дранг нах юген!.. В другой раз не захочет участвовать даже в победных войнах.

— Ваши воины, — сказала обвиняюще, — врывались в дома, мужчин прибивали гвоздями к дверям, а женщин насиловали на их глазах!

— Общепринятая практика, — возразил я. — Мы действуем в русле культурной традиции, что выработалась не просто так, а по мере необходимости!.. А так как возникла в разных частях света вне зависимости друг от друга, значит, это не перверсия и даже не жестокость, а жизненная потребность, вызванная потребностями растущей культуры!

Она вздохнула.

— Да что вы говорите, сами себя хоть слышите?

Я возразил:

— А как иначе объяснить, они же неграмотные! А так вот наглядно чуточку понятнее, что воевать не всегда хорошо. Да и то, тупые, не всегда понимают с первого раза. Бывало, некоторые земли по десять раз разоряли и насиловали, пока там ничего не оставалось, вот тогда — полное понимание и приятие гуманизма! Ваш отец, вероятно, об этом догадывается.

Бобик перевернулся на спину, показывая, что разрешает почесать его и под челюстью. Аскланделла начала медленно почесывать, но смотрела не на него, а на меня с появившейся внезапно неприязнью.

— Наша просвещенная империя, — произнесла она сухо, — не воюет несколько столетий.

— Несчастные, — воскликнул я лицемерно, — что стряслось?

— Хотя могла бы, — продолжила она невозмутимо, — вывести войска через единственный проход, что в наших руках, и ударом с тыла захватить королевства Олдвуд и Гинтершелленберг, отделенные от империи моего отца только высокими горами.

— Это те, что отсюда сразу за Сакрантом?

Она взглянула с упреком.

— Не знаете или проверяете так примитивно?.. За Сакрантом раскинулась огромная и довольно пустынная Эстия, за нею — Аганд, Сизия и Меция, это смотря какой дорогой отправитесь на север, а уже дальше Олдвуд и Гинтершелленберг… Их тоже могли бы захватить с легкостью.

— Понятно, — сказал я, — но император ничего этого не захватывает. Верно?

— Спасибо, что догадались.

— А почему?

— Догадайтесь с трех раз, — предложила она любезно.

— Гуманист, — сказал я задумчиво, — или практик. Нет, правитель не может быть гуманистом, значит, почти такой же умный, как и я. Ну, в некоторых отдельных не весьма крупных вопросах.