Валентин Маслюков - Рождение волшебницы

Гладкая площадка, на которой, затаив дыхание, спасались беглецы, простиралась все дальше и начинала пускать отростки будущих стен, когда на дымной лестнице блеснул начищенным медным нагрудником дворянин Рукосила. Кашляя и отмахиваясь руками, он взбежал наверх, и тут перемычка между лестницей и простертым в пустоту без опоры мостом проломилась. Шорох и треск возвестили начало обвала, человек судорожно дернулся, чтобы удержаться, Лепель и Нута не успели и дернуться — неверный кусок тверди, что держал их на себе, завис, готовый обрушиться… В это растянутое, как жизнь, мгновение, узкая полоса ломаной стены свалилась, молнией ударила сверху донизу, в землю и удержала на себе оставленную на миг без подпоры площадку. И они остались живы — Нута, Лепель и кот — еще прежде, чем осознали меру грозившей опасности и радость спасения — ничего не успели они понять.

И уж совсем невозможно было постичь — самые основательные размышления едва ли бы прояснили вопрос! — как и почему маленькая принцесса оказалась в объятиях юноши, а кот вспрыгнул ему на плечо. Они отпрянули к обломку стены, который появился у края площадки, и тут, окончательно уж запутавшись в сильных своих ощущениях, юноша стиснул маленькую женщину еще крепче, а потом поцеловал в губы.

Так крепко, так долго, что даже совсем потерявшая голову принцесса принуждена была наконец заподозрить неладное. А кот, наскучив бездельным сидением на плече у юноши, соскочил на пол.

— Что это такое?! — задыхаясь, сказала Нута.

— Ты не знаешь? — удивился Лепель.

— Не-ет, — протянула Нута, застигнутая врасплох.

Чем и воспользовался Лепель, чтобы ознакомить с этим принцессу еще раз, поймав ее беспомощные губы.

Оставив занятых своими делами людей, Почтеннейший подошел к обрыву и стал смотреть вниз. Там происходило нечто занимательное: из поднятой дыбом, зыбучей земли поднимались зачатки стен, выводились окна, колонны, ступени подъездов и внутренних лестниц, колыхаясь, застывали лощеные полы наборных каменных плит и дубовых кирпичей.

Блуждающий дворец распространялся на сотни шагов в длину, и уже стало понятно, что это будет величественное и обширное сооружение, безусловно превосходящее своими размерами и богатством не только игрушечные терема загородной усадьбы, но и любое известное здание столицы. Прорастая сквозь усадебные палаты, блуждающий дворец крушил их, и все это жутко подвижное, шевелившееся месиво обнимал огонь. Завитые ветром языки пламени выбивались из-под щебня и ломаных балок. Дым над Попелянами тянулся к облакам, его можно было видеть из Толпеня и со всей округи. Желтыми воспаленными глазами Почтеннейший видел, как яркие искристые колобки с развалин шустро перебегали на постройки блуждающего дворца, распаляя железо и поджигая дерево, — далеко еще недостроенный дворец занялся огнем. Довольно, думал многострадальный кот — пора уносить лапы!

— Ну хватит… — Нута отвернула голову, что позволило ей собраться с мыслями, чтобы рассердиться.

Она вырвалась из объятий юноши и шагнула в пропасть.

Так что Лепелю ничего не оставалось, как ухватить молодую женщину поперек стана и поспешно привлечь к себе. Едва только в разросшихся стенах определилась дверь, за которой можно было приметить идущие вниз ступени, он увлек молодую женщину внутрь блуждающего дворца. А поскольку Нута, не понимая намерений странного молодого человека, упиралась, он подхватил ее на руки — что было совсем не трудно — и перешагнул порог.

То была роскошно отделанная резным мрамором винтовая лестница, и понятно, что у всякого на месте Нуты пошла бы кругом голова, когда Лепель побежал по узкой стороне ступеней, круто завинчиваясь вниз.

— Стой! Стой! Ой, стой, говорю! — задыхалась принцесса, судорожно обвивая юношу руками. А когда он остановился, сказала: — Пусти же!

— Вы уж как-нибудь устройтесь: или так, или эдак. Или на руках, или на ногах. — пробурчал не отстававший от парочки Почтеннейший. — Не слышите — гарью тянет?! Скорее! Что тут рассусоливать: пусти — не пусти?!

— Милый котик! — горячо откликнулся Лепель. — Мы обязаны тебе спасением! Всем, всем!

— Не скрою… обязаны, — смягчился Почтеннейший в явном желании именно как раз рассусоливать. — Я еще когда за окном сидел, вот, думаю, хорошо бы Рукосила-Могута обдурить. Чего же не обдурить, если подвернулся случай? Кстати, принцесса, верно ли говорят, будто вы хотите вернуться в Мессалонику, чтобы занять там прили… приличественное вашему сану положение?

— Ой! — слабо, в изнеможении махнула Нута рукой.

— Понимаю, — важно протянул Почтеннейший. — И вполне одобряю. Когда я увидел, что принцесса в опасности… натурально… все во мне возмутилось. Натурально, я решил пренебречь собой и немедленно это исполнил.

Тяжкий подземный гул, сотрясение стен заставили кота запнуться, но ненадолго.

— Натурально, пришлось в окно броситься, чтобы пренебречь собой…

Потолок дрогнул, ознобом прохватило ступени, и сверху выломилась, рухнула с жутким шорохом угловатая глыба. Разбила ступень чуть ниже места, где разглагольствовал кот, и покатилась, громыхая, куда-то вниз.

— Надо спешить! — сказал Лепель, перехватив еще один поцелуй, который Нута решила возвратить во избежание совершенно несвоевременных объяснений — она тоже понимала, что надо спешить.

Взявшись за руки, они осторожно обошли наваленные на ступени щебень и глыбы.

— Послушайте, добрый кот, — размягченным голосом молвила принцесса, незаметно для себя пожимая руку Лепеля (как она могла это заметить, если напрягала все силы, сколько их было, чтобы не рассусоливать?!), — послушайте, мы любим вас… мы так любим, любим… Чудесная шерстка… и хвостик… ушки… смышленая, милая, милая… мордашка… — Не нужно забывать, что они, все трое, продолжали спускаться по крутой лестнице, и поэтому принцесса запиналась.

— Не будем об этом говорить! — возразил Почтеннейший, когда принцесса замолчала в избытке чувств, на глазах ее проступили слезы, и она поглядела на юношу, смутно различая его прекрасные, благородные черты. — Я одобряю ваше волнение, принцесса. Природа слишком щедро меня наградила. Не в моих привычках хваста…

Почтеннейший в буквальном смысле слова прикусил язык, потому что новое сотрясение тверди заставило его испуганно сжаться, — глубокие трещины раскололи камень и покорежили ступени. Несколько мгновений все неподвижно стояли, ожидая и смерти, и жизни одновременно…

— Послушайте, милый котик, — дрожащим шепотком заговорила Нута, — не обижайтесь, только не обижайтесь… но вы чуть-чуть прихвастнули и приврали. Нельзя этого во дворце, нельзя. Никак.

— Ни слова больше! — вскричал Почтеннейший, напыжившись. Желтые глаза засверкали, и шерсть стала дыбом. Благородное негодование душило его. — Я, возможно, и дам согласие сопровождать вас в Мессалонику, но хотел бы сразу же объясниться: я никогда не лгу! Не имею такой привычки!