Валентин Маслюков - Рождение волшебницы

Ступени треснули и сорвались вниз, увлекая с собой в тартарары три обомлевшие души…

Это было величественное зрелище для тех, кто наблюдал чудовищные судороги дворца со стороны: просела и рухнула устремленная вверх множеством стрельчатых подпор башня. Тяжким стоном отдался в поднебесье грохот обвала, языки пламени объяли облако пыли, что поднялось над горой обломков. Огонь бушевал в обнаженных внутренностях дворца, который, однако, продолжал расти. Сильный порыв ветра отбрасывал дым, обнажая каменную резьбу, сквозные, похожие на серебряную скань ограждения гульбищ и выставленные в нишах изваяния. Дворец рождался в мучительной, казалось, не предрешенной еще заранее борьбе огня и камня.

Завораживающее столкновение стихий, смутные ожидания и соблазны удерживали людей в опасной близости. Порою пламя крутилось смерчем, катился тягучий оглушающий рев, так что закладывало уши. Какое-то восторженное легкомыслие удерживало людей в саду. Утверждали, между прочим, что настоящей опасности нет, пожар, захватив усадебные постройки и насаждения, не сможет распространиться за пределы обводного рва, наполненного водой, которым еще весною защитили усадьбу от искреней. Так что не поздно еще и отступить, это всегда можно.

Нигде не чувствовалось единой целенаправленной воли. Сотники кричали всем уходить за ров. Люди дворецкого гнали челядь спасать что можно из палат и хозяйственных построек усадьбы. На дорогах в беспорядке теснились кареты, кучера и ездовые бранились, пытаясь вывернуть в объезд через заросли. Противоречивые распоряжения мелких чинов не исполнялись.

Ничего не делалось и для того, чтобы оградить блуждающий дворец от своекорыстного любопытства иноземцев. В бездействии великий государь Рукосил-Могут расположился на плечах едулопов в высоком покойном кресле. Вокруг носилок собрались ближние бояре и окольничие. Особое место среди них занимал главный военачальник страны конюший Дермель, молодой человек лет тридцати пяти, весь в серебре и голубых бантах, курносое лицо его с тенью усиков над губой обращало внимание бесстрастным спокойствием хорошо владеющего собой и готового на все, то есть несклонного к бесплодным колебаниям человека. Кравчий Излач, выражая, вероятно, настроения более осмотрительных, пожилых и благоразумных вельмож, часто поглядывал на государя в надежде услышать такие речи, которые позволят всем, кто не рвется за славою, удалиться от опасности.

Но Рукосил молчал, угрюмо наблюдая судороги дворца, в которых чудились и боль, и ярость.

Опаленные жаром верхушки деревьев вблизи дворца уже горели, огонь медлительно распространялся против ветра, и даже там, где находился Рукосил — в конце широкой просеки за прудом, — ощущалось испепеляющее дыхание огненной бури.

— Великий государь! — решился обеспокоить Рукосила конюший Дермель. Он продолжал, встретив вопросительный взгляд: — Я полагаю необходимым поднять оба полка конных лучников, чтобы обеспечить в Попелянах порядок. И понадобится от трех до пяти тысяч человек посошной рати, горожане и мужики с дубинами. Нужно оцепить обводной ров, чтобы ни один искрень не прорвался к столице.

Государь рассеянно покивал, как старый человек, занятый больше привычными мыслями, чем собеседником, и заметил, указывая, что вполне понял предложение конюшего:

— Насчет посошной рати передайте земству мой приказ. И сейчас же возьмите людей, всех, кого найдете, для оцепления.

Конюший в сопровождении дворян удалился, а Лжевидохин опять уставился на огонь. В застылом взгляде его не было ничего, кроме мстительного удовлетворения и, пожалуй, усталости, той непобедимой усталости, которая так часто настигала оборотня среди трудов. Он уставился на пожар взглядом не способного ни к какому умственному усилию старика. Пожалуй, он испытывал изрядный соблазн вздремнуть. Под сонным взглядом Лжевидохина пылающие двери портала (внушительные ворота, в которые могли бы въехать четыре всадника в ряд) грохнули изнутри, тяжелый резной створ слетел с петель — из ревущего огнем чрева дворца ступил объятый пламенем человек. Дрогнули придворные, но и Рукосил затрепетал, схватившись за поручни. Острое ощущение опасности пробудило жизнь.

Огненный человек неуклюже спустился с лестницы на выгоревшую траву перед дворцом и двинулся краем просеки в направлении Рукосила. Высокое пламя, закрывавшее его с головой, опало, обращаясь в копоть и дым. Издали казалось, что человек вышел из огня нагишом, обожженный докрасна, до жара. Бояре переглядывались, не смея спрашивать у государя разъяснений. Рукосил же испытывал сильнейшее недоумение. И выжидал.

И он таки узнал — размеренную походку и скособоченную, сплющенную голову, на которой нечего было искать лица. Медный истукан Порывай! Истукан, после целого года бесцельных блужданий по Словании сгинувший в Межибожском дворце. Первый, вызванный неожиданностью испуг прошел — эту опасность Рукосил слишком хорошо знал. К тому же он вспомнил о Параконе: тот-то и служил приманкой для истукана. Неодолимый зов волшебного камня вызвал Порывая из огненной бездны. Если не просто, то убедительно.

Рукосил потер перстень и, не добившись от него ответа, беспокойно подвинулся в кресле.

— Осторожнее, обалдуи! — прохрипел он, усмиряя едулопов, которые с трудом выносили зрелище красного огня. Тем временем медный истукан ступил на каменное забрало пруда и, не сделав попытки искать обходных путей, с шипением ухнул в воду — взлетели окутанные паром брызги. Бурливые завихрения на поверхности указывали путь истукана по дну. Вода кипела, считай что на середине пруда, когда Рукосил поспешно обратился к Паракону, пытаясь остановить истукана. Он повторил приказ еще и еще раз, а скособоченная почернелая чушка, служившая истукану головой, уже вспучилась у ближнего берега в пятидесяти шагах от чародея.

Тогда только во внезапном, но запоздалом прозрении — вон когда! — Лжевидохин схватил перстень, чтобы избавиться от него как от источника опасности, бросить неверный Паракон под ноги истукану… И кольцо не сходило! Плотно засело оно на пальце и не поддавалось отчаянным, со скрежетом последних зубов усилиям. Бояре и дворяне пятились, не в силах совладать с собой при виде изуверских гримас хозяина. Меднобокие витязи, следуя распоряжению полковника, неуверенно и без охоты заступили было истукану дорогу.

— Назад! — сдавленно крикнул чародей, все еще пытаясь стащить предательское кольцо. Почерневший от огня болван оперся мокрыми руками и взлез на забрало пруда. — Назад, мерзавцы!

Едулопы шарахнулись, принимая «мерзавцев» на свой счет, но шарахнулись и бояре, дородные, осанистые мужи. Кинулись по кустам окольничие и поджарые дворяне — все приняли приказ за общее позволение спасаться. Витязи расступились, медный болван прошел сквозь ряды меднобоких тяжким шагом. Поджали хвосты и скулили государевы собаки.