Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — эрбпринц

— Прощай, друг, — прошептал я с горечью. — Ты погиб, как и хотел, в схватке… но спас свой народ. И не только свой.

На обратном пути в голову уже не стучала, зло колотилась злая мысль: Тудор был первым и пока единственным, кто готов был вместе со мной пытаться остановить Багровую Звезду. Лучше, дескать, погибнуть в схватке, чем прятаться, как крот, в землю. Ну, в землю прячутся не только кроты, в первую очередь сами прячем женщин и детей, а кто-то, помню, прятал от опасности ученых и ослов, при нападении врага торопливая команда «Ученых и ослов в середину!» звучала как «Ученых ослов в середину!»… гм, но мужчины просто обязаны, спрятав самое ценное: женщин, детей, ослов и ученых, выступить с оружием в руках против опасности.

Перед великой бедой, как перед концом света, откуда только и берется всякая нечисть, выползает из всех щелей, а совсем недавно добропорядочные люди превращаются в обезумевших чудовищ.

Родут это не что-то из ряда вон выходящее, а почти привычное, следует ожидать чего-то и похуже, вплоть до массовых безумств, неистовых оргий и строительства Храма Сатаны в надежде, что он спасет, раз уж Господь отвернулся.

Как только церковь сдерживает озверевшее от ужаса животное в каждом человеке… или не в каждом, не знаю. У меня, к примеру, злость и отчаяние, жажда не прятаться, а ринуться с мечом в руке навстречу Маркусу, хотя и понимаю, что это дурость, а политик не должен позволять вести себя инстинктам и даже простым человеческим желаниям.

Ладно, Тудор пал в битве с Родутом в числе первых, сразив одного из его предтеч, он там молча ждет, чтобы я пошел дальше и остановил это небесное чудовище, именуемую Багровой Звездой. Потому сделаю все… чтобы его жертва была не напрасной. Что и как, еще не знаю, но из кожи вылезу, кишки порву, но сделаю все, что смогу…

Зайчик взлетел на вершину холма; я придержал его, окидывая взглядом долину, где тремя колоннами двигается ударная армия. Просто ударная, а не Прославленная и Победоносная, познавшая радость побед, эти титулы для армий, которыми командуют мои полководцы.

Конников Норберта не видно, слишком далеко прочесывают окрестности впереди, задерживая всех, кто может выдать наше расположение, а сейчас солнце блестит на шлемах и выпуклых наплечниках из сен-маринской или вестготской стали нашей рыцарской конницы.

Она гордо двигается впереди, готовая принять на себя основной удар, это судьба благородных людей, следом тяжелая конница из простых людей, но в доспехах и вооруженных почти так же, как и рыцари, это лучшие из лучших, а с небольшим отрывом двигаются пехотные части копейщиков и лучников, среди которых и несколько сотен арбалетчиков.

Сзади двигается обоз, охраняют его панцирные всадники, а также часть пехотинцев, что едут на телегах.

Меня заметили; двое понеслись на легких конях навстречу. Я помахал рукой, дескать, не стоит, я тут ночевать не останусь, и пустил Зайчика к головному отряду.

Впереди три герцога: Клемент на огромном коне, Мидль и Сулливан тоже на крупных и драчливых жеребцах, что не слишком хороши в длительном беге, но могут развить сумасшедшую скорость для короткой яростной атаки.

Дальше Палант и Альбрехт, а чуть в сторонке, ибо титулы не позволяют двигаться позади простых герцогов, принц Сандорин и принцесса Аскланделла.

Я поискал глазами Макса, но, как и всегда, его не отыскать в поле зрения, он обычно со своими пехотинцами, объезжает, присматривает, усталых сразу отправляет в обоз, чтобы отдохнули от марша хотя бы пару часов, высматривает тех, кого можно перевести в десятники, а каких десятников повысить до сотников.

Армия двигается красиво и мощно, над головами шелестят развернутые знамена. За время похода и множества боев, пусть и не генеральных сражений, не только не уменьшилась, а увеличилась почти вдвое за счет присоединившихся войск, дружин и просто отрядов бриттских и ирамских лордов: кто в поисках чести и славы, кто жаждет стяжать подвиги, кто мечтает отомстить за свои разграбленные земли, хотя есть и охотники просто пограбить города и села, мимо которых идем.

Конь Клемента идет в стальном нагруднике, такой не пробить даже рыцарским копьем, у следующих за ним Сулливана и Мидля кони в налобниках, но на груди лишь большие пряжки, скрепляющие края алых расписных попон.

У Паланта конь с кокетливым ворохом крашеных перьев между ушей, такие же и на шлеме его хозяина, гармоничный ансамбль, даже цвета у них с конем одинаковые, начиная от плаща и попоны и заканчивая длинными рыжими волосами Паланта и такой же рыжей гривой его коня.

Я смотрел на это цветное праздничное шествие и думал, что все здорово, одна мелкая деталь все портит, но ее никак не убрать, ибо эта деталь — война, в которой надо убивать других людей и рисковать быть убитым самому.

Между первой конной тысячей и второй рослые кони тянут несколько повозок, где сложены шатры и с полдюжины пустых, там можно перевести дух за время утомительного похода.

В дыму пожарищ переходим реки вброд, если не удается захватить мосты, но обычно конница Норберта прибывает туда раньше, чем там успевают даже подумать про их разрушение перед лицом наступающего врага.

Разведчики то и дело возвращались с донесениями, что у эббертовцев царит переполох. О нашем приближении узнали только что, сейчас, народ торопливо собирает стада и гонит в сторону крепостей или городов с надежными стенами. Лорды спешно рассылают гонцов к своим вассалам с требованиями немедленно прибыть с отрядами воинов, сколько удастся собрать.

Города в панике закрывают ворота, готовятся к обороне.

Сегодня река течет, красная от крови, трое местных лордов, объединив усилия, самонадеянно вышли навстречу, но им даже не дали развернуть боевые порядки: я велел окружить и перебить стрелами, а если попытаются вырваться, то должны напороться на лес пик.

— Мне сейчас не нужен героизм на пустом месте, — зло объяснял я обиженным рыцарям. — Вон когда будем брать города, тогда каждый, кто первым ворвется в город, получит титул и земли, а кто первым поднимет знамя вашего сюзерена на головной башне — титул и прочие награды!

Они радостно зашумели, Алебрехт и Клемент слушают внимательно, я заметил, что переговариваются частенько, хоть и короткими репликами.

Клемент не так изощрен, как Альбрехт, но возраст и богатая войнами и сражениями жизнь научила смотреть на многое иначе, чем молодые и одухотворенные рыцари, потому он понимает мои мотивы и на этом сошелся с Альбрехтом.

Третий, который принимает меня полностью, как ни странно, тот, кто обычно держится вдалеке, сэр Норберт Дарабос, ветеран многих войн, бывалый, тертый, многое в жизни повидавший.