Робин Ла Фиверс - Жестокое милосердие

— Я не нуждаюсь в напоминаниях на сей счет, — резко отвечает она.

— А я все-таки решусь напомнить вам о вашем долге. Герцогам и герцогиням не пристало подолгу предаваться скорби. Для таких, как вы, траур — неподобающая роскошь. Правителям следует перво-наперво думать об интересах страны!

Он, конечно, прав, и герцогиня отлично понимает это.

— Я всегда ставила их выше собственных, — отвечает Анна, и в ее голосе звучит гнев.

Д'Альбрэ несколько смягчает тон; кажется, он надеется уговорить ее:

— Если вы примете мое брачное предложение, вы сможете обратить свое внимание к более женским заботам, возложив тяготы правления на мои плечи. Вот тогда и будете горевать сколько угодно.

Он бросает короткий взгляд на кого-то, сидящего на возвышении, но кому именно предназначен его взгляд, мне не видно. Мадам Динан? Маршалу Рье?..

Следует долгое мгновение тишины; кажется, что герцогиня обдумывает услышанное.

— Я смотрю, вы позаботились обо всех моих нуждах, государь д'Альбрэ. Но, невзирая на это, вынуждена молить вас: дайте мне еще чуть-чуть времени.

Граф багровеет. Он еле сдерживает гнев. Он поворачивается к залу и обращается непосредственно к баронам.

— Королевство переживает нелегкие и опасные времена, — говорит он. — Нам грозит война, со всех сторон подступают враги. Не время юным девушкам и дряхлым старцам шептаться за закрытыми дверями, строя какие-то тайные планы. Пора действовать! Пора встретить врагов на поле брани!

Призыв вроде правильный, вот только во что он выльется бедной герцогине?.. Я вижу, что от ее щечек отхлынула вся кровь. Я только и думаю, что о шести покойных женах д'Альбрэ. И о том, каково, по слухам, живется за его родственником двоюродной сестре герцога Немурского.

В середине зала намечается движение, и вперед выходит посланник Жизор. В толпе кругом него сразу освобождается место; ни дать ни взять, матерый волк вышел из логова.

— Сдается мне, — произносит он в наступившей тишине, — что сейчас самое время напомнить вам о договоре Ле-Верже, где четко и ясно указано, что Анна не может выйти замуж иначе как с одобрения Франции. И я боюсь, что о браке с графом д'Альбрэ не может быть и речи. Опекуном Анны выступает французский престол, а значит, все переговоры о ее руке должны вестись через нас.

Хвала святым! Хоть какое-то облегчение, думаю я.

— А он-то сюда как попал? — ни к кому конкретно не обращаясь, спрашивает Дюваль. И добавляет, обращаясь к Чудищу и де Лорнэю: — Выведите его.

Двое друзей с улыбками мрачного удовлетворения начинают прокладывать себе путь через толпу. Но прежде чем они успевают добраться до Жизора, тот сам поворачивается и устремляется в заднюю дверь. Люди освобождают ему путь, стараясь убраться подальше и не попасть под горячую руку, когда де Лорнэй или Чудище настигнут его.

Посланнику удается уйти не спеша и с достоинством, но, как ни крути, это все равно отступление.

— И проследите, чтобы он оставался в своих покоях! — возвысив голос, бросает Дюваль вслед своим друзьям. Советники дружно поворачиваются в его сторону. Если я что-нибудь понимаю, он порядком превысил свои полномочия или поступил вопреки протоколу.

Д'Альбрэ спешит использовать заминку, вызванную вмешательством француза и его удалением из зала. Не обращая больше внимания на Анну, он снова держит речь перед баронами.

— Если вы желаете сохранить независимость, вам следует поддержать идею о моей женитьбе на герцогине. Уж я сумею оградить вас от французов! — Он улыбается, но в его улыбке — ни тепла, ни веселья. — Я и мое пятитысячное войско!

Он вновь поворачивается к помосту, где сидят герцогиня и тайные советники, и продолжает жестким тоном:

— Но если мое брачное предложение не встретит поддержки, у меня не останется выбора, кроме как обвинить дом Монфоров в нарушении сделки и бросить все силы — а у меня их немало! — на то, чтобы взять принадлежащее мне по праву!

В зале поднимается неистовый шум. Я тянусь вперед, всем сердцем надеясь, что уж теперь-то на лице графа возникнет метка. Ничего!.. Я вглядываюсь в сидящих на возвышении. Может, Мортейн пометил для меня того, кто объявил державный созыв, вырыв таким образом волчью яму для герцогини?.. И тут ничего.

Поднимается канцлер Крунар, его лицо красно от гнева:

— Вы, граф, всего лишь один из многих, кому была обещана рука герцогини. Согласитесь, из всех этих обещаний может быть исполнено только одно. Кстати, если мы станем рассматривать их в повременном порядке, ваше окажется всего лишь пятым по списку!

На лице д'Альбрэ мало что отражается, но взгляд очень напряжен, и мне это не нравится.

— Но у всех ли, — спрашивает он, — имеется пятитысячное войско непосредственно у ваших границ?

Канцлер Крунар из багрового делается белым. Вполне удовлетворившись эффектом, который произвели его слова, д'Альбрэ поворачивается на каблуке и выходит из зала.

Царедворцы переговариваются громкими, взвинченными голосами. Крунар кивает страже, веля открыть просторные двери в задней части зала, чтобы вельможи могли выйти наружу. Я так и не выработала внятного плана, но поделать с собой ничего не могу: ноги сами несут меня следом за д'Альбрэ. Я чувствую себя маленькой лодкой, борющейся с морским приливом. Меня толкают со всех сторон, я ловлю негодующие взгляды, но мне нет до них дела — я не спускаю глаз со своей цели.

Какой-то сметливый рыцарь открывает маленькую боковую дверь, чтобы люди могли выходить еще и туда. Д'Альбрэ движется как раз в том направлении, и я начинаю пробираться к двери, костеря про себя сановных олухов и тупиц, то и дело заслоняющих от меня цель. Я никак не могу примириться с тем, что прямые угрозы д'Альбрэ показались Мортейну недостаточными для метки. В конце концов, д'Альбрэ — наполовину бретонец, а значит, кое-чем обязан своей законной герцогине!

Граф между тем выходит в сопредельный зал, и его тотчас окружают не менее двух десятков вооруженных людей из его домашнего войска. Вот дерьмо! Сквозь такой отряд мне при всем желании не пробиться!

— Госпожа Рьенн? — окликают меня, и я чувствую, как меня ловят за юбку. Обернувшись, я вижу перед собой мальчишку-пажа. Я спрашиваю:

— В чем дело?

— Канцлер Крунар просит вас немедленно к нему подойти.

Я бросаю последний разочарованный взгляд на удаляющегося д'Альбрэ, потом спрашиваю пажа:

— Канцлер не сказал, что случилось?

— Нет, госпожа. Прошу вас, пойдемте.

Может быть, у него свежие новости из монастыря? Это вселяет надежду, и я иду за мальчиком туда, где ждет меня канцлер. Паж стучит в дверь, потом распахивает ее.

Если Крунар и раздосадован тем, как прошла встреча баронов, он умело скрывает свои чувства.