Александр Золотая Грива.

С рассветом всё кончилось. В городе не осталось ни одного целого здания, ни одного живого человека. Дома и склады разграбили, подожгли. Солдаты, нагружённые добычей так, что ноги подгибались, с проклятиями выбирались из горящих развалин...

Северные провинции империи окутал туман, темно-серые тучи закрыли нёбо. Холодные дожди сменились снегом, земля отвердела, воздух стал прозрачен и остр, как нож. Наступила зима и вместе с ней короткий, до вёсны, мир.

Александр, обласканный стратигом, получивший всё возможные награды и подарки, отправился в Константинополь. Дворцовая шушера встретила его, как античного героя, победившего злых богов. Эти дряни в человеческом облике зубами скрежетали за его спиной от зависти, но в лицо улыбались - к этому выскочке благоволил император. Всячески заискивали, льстили, дарили подарки, подсовывали половозрелых дочерей, красивых и не очень. Жёны сами вешались на шею, а мужья давали им советы, как покрепче зацепиться и за какое место.

Послушник Анатолий куда-то запропастился, незаметно исчез, но Александр не очень-то и огорчился, а по правде так и вовсе не заметил. Ему быстро надоели нравоучительные истории отца Анатолия, бесконечные рассказы о житии святых мучеников. Особенно доставали цитирования Экклезиаста. Вдобавок ко всему, послушник Анатолий не обладал красноречием, говорил коряво, запинаясь и заикаясь. Слушая его, Александр только улыбался, отворачиваясь или тихо злился, ожидая окончания очередного косноязычного повествования.

Зима прошла, как один нескончаемый праздник. Пиры, скачки, охота, состязания в стрельбе из лука, бросании копья или турниры - везде Александр был лучшим. Иногда смутно удивлялся, неужели так он хорош, а ромеи плохи? За что ни возьмётся, всё получается лучше других. И женщины почему-то предпочитали именно его. Он уже забыл, когда спал последний раз один. Каждое утро, просыпаясь, обнаруживал женскую голову у себя на подушке. Тёмные, светлые, рыжие, с длинными волосами или короткими, менялись с необыкновенной быстротой и однажды, когда количество выпитого превысило всё мыслимые пределы, ему стало казаться, что у женщин лиц вообще нет. Есть только затылки в кудряшках, более менее светлых или тёмных, а лиц - нет!

Закончились рождественские праздники. Один, в роскошном загородном доме, Александр жил уже который месяц. Правильнее сказать, не один, а в постоянном окружении "друзей" и "подруг". Сегодня посреди ночи на него на краткий миг словно снизошло просветление или, наоборот, помутнение рассудка. Внезапно проснулся, пинками разбудил слуг, приказал запереть всё двери и никого не пускать. Когда слуги дрожащими голосами попросили уточнить, кого именно, аж зарычал - ни-ко-го! Уехал в неизвестном направлении и всё!

Вернулся в спальню величиной с конюшню, сплошь уставленную деревянными ящиками всевозможных размеров, расцветок и форм - мебель называется, сёл напротив громадного, в полстены, зеркала. В драгоценном куске плоского хрусталя, покрытого с другой стороны толстым слоем серебра, отразился он сам: мутные от беспробудного пьянства глаза, один открыт, другой только наполовину, серо-жёлтые волосы торчат во всё стороны, словно застыли в ужасе. Лицо, плоское, невыразительное, складки под глазами, рот как-то перекосился, будто у старика паралитика.

Взгляд опускается ниже. Бросается в глаза нагло выпирающий круглый живот с идиотски торчащим пупком, как писька младенца. Когда-то выпуклая от железных мышц грудь скрылась в волнах подкожного жира. Руки, по-бабьи мягкие и толстые, бессильно висят вдоль живота, словно использованные не по назначению мужские половые органы и оттого ни на что более не способные.

- Жаба ... - глядя на отражение в зеркале, произнёс Александр. В горле больно запершило, будто кошка когтистой лапой провела, сухо закашлял, сплюнул.

- Ж-жаба! - снова произнёс он, с ненавистью глядя на себя. Вскочил, дико закричал, схватившись за голову, словно она разрывается, а он пытается удержать рвущиеся половинки. Зашатался, упал на колени, потом стал на четвереньки. Зарычал, быстро оглянулся, как дикий зверь. Глаза на миг остановились на длинном двуручном мече, том самом, что когда-то нашёл на берегу моря. Он незаметно стоял в изголовье кровати, на расстоянии вытянутой руки от подушки. Александр горько усмехнулся - ещё не забыл воинские привычки.

Бросился к мечу. Сверкающая полоса отточенной стали холодно сверкнула над головой. Коротко взвизгнул распоротый воздух. Подушка взорвалась пуховым вулканом, рассечённая пополам. Ещё взмах и кривоногий ночной столик красного дерева, что день и ночь источал экзотический аромат дальней неведомой страны, превратился в кучку деревяшек. Не останавливаясь, обрушил удар на следующую вещь, то ли сундук, то ли секретер, потом дальше ...

В считанные минуты спальня приобрела вид дровяного склада, где поработали пьяные до безумия дровосеки. Когда мутная пелена ярости спала с глаз, Александр подошёл к зеркалу. Его отражение не изменилось, он был всё таким же по-лягушачьи обрюзглым, но где-то далёко в глубине зеркала на краткий миг показался и пропал тот, прежний Александр.

- Ага, - хрипло произнёс нынешний, - понятно...

Подбежал к двери, пинком распахнул. По всему коридору, на полу застыли стоящие на коленях согнутые фигурки слуг. Они сбежались на грохот в спальне хозяина и теперь покорно ждали своей участи. Взбешённый непонятно от чего хозяин мог запросто зарубить всех, искалечить или выгнать на улицу. Ведь они не слуги, они просто рабы. Их можно даже кушать на завтрак или ужин по одному и никто не осудит за это. Рабы!

Александр с шумом выдохнул горячий воздух, меч непроизвольно пошёл вниз, звонко дотронулся кончиком лезвия мрамора пола, дёрнулся вверх. Медленно стекают тёмные капли, падают на белые мраморные плиты, растекаются лужицей - видно, разрубил винный ящик. И чёрт с ним...

- Вот что, - сказал тихо, почти вяло, - приказываю завесить тряпками всё зеркала в доме. Всё, поняли? Прежнего хозяина больше нет. А теперь идите спать.

До утра сидел у окна, тупо глядя на медленно светлеющее нёбо. Когда непроглядная тьма перешла в глубокую синеву и холодный рассветный ветер ледяными пальцами зашершавил кожу острыми пупырышками, поднялся, разыскал походную форму ромейского офицера, оделся. Забросил меч за спину.

Он медленно шёл по длинному коридору дома, что принадлежал ему как подарок императора. Картины, барельефы на мраморных стенах не мигая смотрели на него. Безглазые статую античных богов презрительно глядели в пустоту и казалось, что уголки мраморных губ брезгливо опускаются, как только он приближается. Подковы солдатских сапог нагло гремят в ответ по полированным плитам. Многочисленные зеркала, в которые Александр любил как бы невзначай взглянуть, когда проходил мимо, тщательно завешены прислугой. С перепугу рабы укрыли чёрным вообще всё, в чём мог отразиться их хозяин и владелец.