Александр Золотая Грива.

Александр горько усмехнулся. Проходя мимо позолоченной статуи голой нимфы, не удержался, смачно харкнул в похотливо улыбающееся лицо. Сбежал по лестнице, кованые сапоги прозвенели весёлой дробью по мраморным ступеням, словно вражеские стрелы, что градом сыпятся с нёба на броню, пнул входную дверь и светлеющий мир распахнулся навстречу.

Он был готов к долгому ожиданию аудиенции у императора, но Василий принял его сразу, как только доложили. Оглянулся, поворачиваясь в пол-оборота, скупо улыбнулся:

- Ну, наконец-то ... Я уж думал, что не увижу прежнего Александра.

- Я только начал возвращаться, - ответил Александр, - но мне нужна помощь, ваше величество.

- Разумеется, вы её получите. Разведка тайной канцелярии докладывает, что болгары никак не успокоятся, снова готовятся к войне. Вам надлежит отправиться на Балканы, проверить состояние войск, подготовить и, не ожидая нападения болгар, начать упреждающие боевые действия.

Василий подошёл к разложенной на столе карте, медленно провёл рукой, словно сгребая невидимый мусор, сжал кулак.

- Конечно, лучше всего истребить подлое племя, так что б и памяти от них не осталось, да не получится. Приказываю убивать как можно больше, всех подряд, малейшее проявление жалости карать смертью!

- Так и будет, - склонил голову Александр.

Переход по холодному зимнему морю занял почти неделю вместо ожидаемых трёх дней. Дромон немилосердно трепал шторм, начавшийся сразу, как только белые стены Константинополя скрыл горизонт. С севера потянуло могильным холодом, злой борей завыл, засвистел снастями, парус растерянно хлопнул, полотняная грудь опала, поползла вниз, а потом выгнулась в обратную сторону. Матросы сноровисто убрали ненужный парус, сели за вёсла.

Медленно, словно на похоронах, дромон полз вперёд, перебираясь с волны на волну. Они методично били в носовой таран, каждый раз взрываясь тучей маленьких холодных брызг, которые встречный ветер злорадно швырял на палубу. Матросы скоро промокли с ног до головы и кожаные плащи не помогли. Опытный капитан приказал открыть бочку с крепким вином и каждый час поить матросов, а на закуску давать свиное сало с мясом. Пьяные и сытые матросы играючи ворочали длинными тяжёлыми вёслами, так что те трещали и прогибались. Дромон упорно карабкался по горбатой воде и только когда начинало темнеть, капитан приказывал подойти к берегу. Плыть ночью, в абсолютной холодной тьме никто не хотел.

От постоянной качки, сырости и холода можно было одуреть. Что бы не сбеситься от безделья и непрерывного качания Александр охотно садился за весло. Он грёб, не замечая усталости, горящих от непривычной работы ладоней и ломоты в спине. Если в начале плавания он едва терпел боль, то уже через день она ослабела, сморщилась и только изредка напоминала о себе острыми уколами, всё реже и реже. Пил вино наравне с матросами, с удовольствием ел сало и мясо. Чувствовал, как с каждым днём из него уходит прежняя расслабленность, тело наливается силой, жёсткостью, даже голос стал другим - громким, отрывистым, а не таким, как раньше, бархатистым, переливчатым, с нотками томной усталости, словно у распаренной бабы после бани, тьфу!

Матросы, всё как на подбор здоровенные, жилистые, злые, вначале посмеивались над чудачеством столичного вельможи, от которого на версту разило душистой водой и притираниями. После шести дней трудного перехода они уже не смеялись. От вельможи пахло крепким мужским потом, розовое лицо заросло жёсткой щетиной, скулы обветрило. Лицо отвердело, взгляд стал острым, прицельным, как у воина. Дряблое тело, покрывающееся от лёгкого ветерка мелкими пупырышками, теперь блестело от пота, как отполированная сталь, спина и грудь бугрились мышцами, выпуклый животик провалился, на его месте теперь была плоскость, расчерченная ровными квадратиками мышц, словно шахматная доска. Длинные руки перевило канатами жил, они стали больше похожи на грубо оструганные вёсла, чём на руки. Бёдра сузились и больше не сотрясались при ходьбе, как студень на блюде.

Когда дромон только-только коснулся боком причальной стенки, Александр легко спрыгнул с палубы на доски причала, махнул рукой на прощание и бодро зашагал по грязной дороге к виднеющейся на горизонте крепости. Там его ожидал стратиг Михаил.

Капитан имперского дромона отдал последние команды на швартовку. Спустился по скользкой от воды лестнице с мостика. Подошёл боцман, он же старший абордажной команды. Лицо исполосовано шрамами, один глаз закрыт чёрной повязкой, спросил:

- Слышь, капитан, что за фрукт с нами шёл, а? Сначала вроде девки в штанах был, весь такой розовый, мяконький, у меня кое-кто посматривать стал на него, а воняло духами - фу, аж голова болела. Потом на вёсла сёл, грёб как чёрт морской, в рыло дал одному, другому - тем самым, что посматривали... Теперь вон какой гвоздь корабельный!

Капитан обернулся вслед уходящему, непроизвольно опёрся рукой на просмолённый канат, ругнулся.

- Чёрт, какого тут ... - раздражённо сплюнул сквозь зубы, но не в воду - дурная примета! - а на землю. - Слыхал я, большой человек он, вроде как ипостратиг, царь, бог и воинский начальник, второй после Михаила здесь, на севере.

- Вона как! - удивился боцман. - Ого, целый генерал веслом загребал возле меня! Да-а, я его матюгами крыл ... э-э ... подбадривал, а он ни разу не окрысился? Я думал, солдат простой.

- А может он и хотел в солдатской шкуре побыть? Примерился, каково простым-то служить ... да матюгов твоих послушал, запоминал небось ... ха-ха ... а теперь ... ха-ха ... взбодрит!

- Точняк, капитан, - согласился боцман, - ты прямо как в лужу смотришь. Пехота за зиму жирок нагуляла, отоспалась, отъелась, теперь потыкать рылами в грязь - самоё то, что б служба мёдом не казалась.

- Рад, дорогой друг, очень рад, - отрывисто произнёс Михаил при встрече, - вы к нам надолго?

- Пока война не кончится, - улыбнулся в ответ Александр.

- Тогда навсегда, - тоже улыбнулся Михаил, - садитесь к столу, сейчас поужинаем, а потом я введу вас в курс дела.

Ужин всесильного стратига был просто нищенским по сравнению с теми пирами, что закатывали столичные офицеры даже среднего звена. Состоял из обыкновенной курицы, зажаренной целиком на вертеле и большой глиняной кружки холодной воды.

Александр с удовольствием отпил громадный глоток ключевой воды, достал нож размером в локоть и одним ударом расчекрыжил раскалённую курицу пополам. Простая глиняная тарелка жалобно тренькнула и развалилась. Запах прожаренного со специями мяса вырвался наружу, горячей волной захлестнул, закрутил, завертел ... Голодный, как медведь после зимней спячки, Александр едва не зарычал от жадности. Схватил половинку, с хрустом выдрал ногу, проглотил, схватил остальное и молниеносно сожрал чуть не целиком с костями. Перечный жар опалил гортань, слёзы навернулись. Залпом выпил воду, немного полегчало.