Гильберт Бриссен - Книга Лазури

И это окончательно меня доконало.

«На-ла, ла-ла-ла-на-на…»

Коракс

Какие бы подозрения и домыслы ни царили в умах моих спутниц, увидеть Отца стариком им было нелегко. Обе опешили — те крохи памяти, что бережно хранились ими, говорили совсем о другом облике. Время не щадило Розена когда-то, но сквозь года он пронес не свежесть и силу молодости, а царственное величие благородной старости. Его одежды подошли бы монарху в изгнании — белое и красное, снег и пурпур.

Кукольник не тратил времени на слова. Он сделал несколько шагов навстречу, протягивая руки к пришедшим дочерям. Они вспомнили — не могли не вспомнить, ведь за лицом старика на мгновение промелькнуло молодое лицо, почему-то удивительно напомнившее мне Анжея.

Суигинто качнулась вперед, ее крылышки встрепетнулись, несколько мгновений что-то боролось в ней, но затем она как-то странно всхлипнула и бросилась к Отцу. Розен опустился на колено, обнял ее, но смотрел все же на нас. На Соусейсеки, которая так и осталась стоять рядом со мной.

— Lapislazuli. - его голос перекатывался по Н-полю глубоко и мягко, чаруя и околдовывая, — Lapislazuli Stern.

Соу лишь опустила глаза, чтобы не встречаться взглядом с Розеном.

— Я пришла попрощаться, — сказала она тихо и горько. — Хотя и не имела права.

— Лазурь, — снова мягко позвал старик, — Пусть твоя Роза у другой, но ты моя дочь.

— Все мы подвели тебя, Отец. Среди нас нет достойной Алисы. Каким бы ни было твое решение…

— Вы все делали неверно, — Розен поднялся, держа Первую на руках. — Знали, чувствовали, что не должны, но продолжали. Но я не виню вас.

— Но Отец, ведь мы рождены для Игры… — подняла голову, заглянув ему в лицо, Суигинто. — Разве не Алиса была твоей мечтой?

— Глупцам — глупые мечты.

Куклы едва не ахнули от подобного признания, а я почему-то остался равнодушен. Старик был прав — контракты с той стороной не кончаются добром, какими бы не были их условия. Но продолжать ему не дали. Дверь распахнулась и новые гости вступили в зал, а следовавший за ними ветер заставил трепетать ткани одеяния мастера.

— Kanarienvogel, — голос мастера тоже трепетал, — Jade Stern, Reiner Rubin. Все ли здесь?

— Нет, Отец, не все, — раздался тихий голос, которого я не узнал — но, видимо, не узнал лишь я.

Первым из мрака вылетел золотистый огонек и завис над полом, разбрасывая в стороны крохотные искры. В наступившей тишине где-то далеко послышались шаги — не быстрые, но стремительно приближающиеся. Слитный вздох изумления вылетел из четырех грудей. Соу вдруг подалась назад, прижавшись спиной к моей ноге, и я, машинально сжав ее ладошку, ткнувшуюся мне в руку, впервые за эти месяцы остро ощутил ее испуг.

И лишь Суигинто не обернулась.

Неяркий свет упал на подол платья цвета зари.

— Здравствуй, Отец. Извини, что задержалась.

Мне показалось, что кто-то всхлипнул.

— Kleine Berre, — с улыбкой произнес Розен. — Ты выросла, дитя мое.

— Х-хина?!.. — с растерянным, перекошенным лицом Шинку вдруг рванулась вперед, подбежала к новоприбывшей, схватила за плечи. — Как… Ты?..

Всхлип…

— Мне помог Берри-Белл, — кукла в розовом смотрела ей в глаза, ласково улыбаясь. — Он мне все рассказал. Я так соскучилась, Шинку! По тебе, по Суисейсеки и Соусейсеки, по Джуну и Томоэ, и по тебе, Отец!

Шинку, не отвечая, медленно гладила ее ладонью по лицу.

Всхлип…

— Нефрит? — тепло и вопросительно произнес Розен.

— И… и я тоже… — Суисейсеки, все это время молча глядевшая в пол, подняла голову, и я наконец понял источник этих всхлипов. На ее лице тускло блестели прозрачные капли. — Суисейсеки тоже… соскучилась по Отцу… и по малявке Ичиго… и по Соусейсеки-и-и!..

Внезапно она сорвалась с места. Я ощутил толчок в коленную чашечку, когда Суисейсеки ракетой врезалась в Соу и повисла у нее на шее, плача в голос. Обняв ее свободной рукой, Соу подняла глаза — они тоже подозрительно поблескивали, — и улыбнулась.

Но почему не Розену, а мне?..

— Вижу, вы предпочитаете именовать себя на языке той страны, где пребываете. Что ж, пусть так, тем более, что на японском ваши имена куда благозвучнее, чем на немецком. Я тоже тосковал о вас, — глядя на своих дочерей, Розен продолжал неспешно гладить первую из них по волосам. — Но вас всего шесть. Где же ваша младшая сестра?

— Она не придет, Отец, — лицо Хинаичиго неуловимо исказилось. Радость больше не искрилась в ее глазах. — Моя Мистическая Роза долго была ее частью. И она… она решила… — не договорив, Шестая вдруг умолкла, и мне показалось, что она подавила порыв схватиться за горло.

Молчание царило в зале несколько секунд. Стихли даже бессвязные всхлипы Суигинто. Потом старый мастер опустил веки.

— Она не придет, — медленно кивнул он головой. — И я не смогу даже извиниться перед ней. Я знал, но надеялся. Что ж… мне зачтется и это.

— Отец! — неожиданный возглас заставил Шинку и Хинаичиго в испуге дернуться в стороны, а Соу и Суисейсеки, вздрогнув, еще плотнее прижались друг к другу. Резко развернувшись, Суигинто сделала угрожающее движение крыльями в сторону звука. В ее глазах горела отчаянная решимость схватиться со всем светом сразу.

Антракс

Свет настольной лампы расходился наклонным конусом, озаряя угол монитора и принтер. Постель была неожиданно мягкой, как будто не я сам на протяжении нескольких лет сбивал матрас буграми, а подушку — комками. В окно дул ветер.

Дом?! Но Суок стояла надо мной, и в глазах ее был ужас.

— Что ты с собой сделал?

— Где?.. — приподнялся я. Странно, но ничего уже не болело. Ноги тоже двигались.

— В моем убежище. Я сделала его для нас… для тебя. Что с тобой произошло? Что это за тело?

— Как ты меня нашла?

— Кольцо у меня на пальце. И мне помог… ветер. Западный ветер. Королева западных ветров.

— Что?!..

— Она сама отыскала меня в Н-поле. Сказала, что ветры дуют во всех мирах. И указала мне твой след.

— Зачем? — вырвалось у меня.

— Чтобы тебе помочь. Она сожалела, что не могла сделать этого раньше. Так устроена любовь ветров — в ней все держится на свободе. Они не могут принуждать, даже к хорошему.

— Любовь?

— Да, — кивнула Суок, глядя на меня в упор. — Любовь.

В комнате повисло молчание.

— Так зачем, Отец? Зачем ты это сделал? Зачем убежал, зачем изуродовал себя? Я ведь все равно нашла бы тебя, рано или поздно.

Ответа — красивого ответа, за которые я привык прятаться всю жизнь, — у меня не было. Внутренний голос, что нашептывал их мне всю жизнь, молчал… Нет, не молчал. Я вдруг понял, что его просто нет. Больше нет, будто никогда и не было. Ответы на все вопросы теперь придется искать самому. Но почему так невовремя?

Поэтому я снова промолчал, уставившись в простыню.

— Пожалуйста, не молчи. Скажи мне. Зачем?