Гильберт Бриссен - Книга Лазури

Совершенно машинально я подошел к старухе, взял инструмент и вернулся к нему. Он, одобрительно крякнув, всадил мотыгу в землю и подгреб к незавершенному кольцу горстку почвы. Я последовал его примеру, чувствуя, что это самый лучший выход из ситуации, в которой я уже ни хрена не понимал.

Вдвоем дело и впрямь пошло на лад. Вскоре мы как следует окопали весь палисад, напоследок еще и проложив небольшую канавку к водопроводному крану. Мой напарник оказался сильнее меня — те кирпичи и куски асфальта, что мы то и дело выворачивали из земли, он, не глядя, одной рукой пулял в груду неподалеку, — зато я был быстрее, и мне то и дело приходилось его ждать. Устроившаяся поудобнее бабка во всеуслышание осыпала нас благословениями и благодарностями.

Наконец у последнего куста, мокрые, как мыши, мы переглянулись и пошли сдавать инвентарь. Бабка смотрела на нас, как на любимых внуков.

— Вы хоть скажите, мальчики, как вас звать, — прошамкала она. — Богу за вас молиться буду.

— Да что там, — заскромничал мой напарник, но старуха настаивала. — Ну… ладно. Саша. Васильев.

— А тебя, хороший мой? — она повернулась ко мне.

— Ан… дрей, — едва успел поправиться я. Было совершенно непонятно, почему столь религиозная женщина не шарахается от моих рогов, но даже и так трясти во всеуслышание собственной кличкой явно не стоило. Львообразный как-то странно на меня поглядел, но ничего не сказал.

— Вот спасибо вам, Саша и Андрюша. Поднимите меня, ребята, сделайте милость, а то нога совсем не слушается…

После того, как мы водворили старуху и инструменты на второй этаж и вышли из подъезда, Саша закурил. Под его насмешливым, изучающим взглядом я чувствовал себя неуютно.

— Чего пялишься? — наконец не выдержал я.

— Да ничего, — неожиданно миролюбиво ответил он. — Недавно к нам попал, что ли?

— Полчаса назад. А что, заметно?

— А то. Ты же от каждого свободного пятачка шарахаешься.

— Так увидят же!

— Кто увидит? — изумился он.

— Да кто угодно. Хоть бабулька. Или ты ее знаешь?

— Да нет, я вообще в другом районе живу. Шел, вижу — бабка на костыле в клумбе ковыряется. Дай, думаю, помогу. Пустячок, а приятно. А что она увидит-то?

Я выразительно обвел руками свое туловище. Он недоуменно проследил за их движением и вдруг прыснул.

— Чего смешного-то? — недружелюбно осведомился я.

— Извини. Не вкурил, что ты еще зеленый совсем. Гляди.

Он подвел меня к окну. В стекле отразились наши инфернальные хари.

— Ну?

— Да ты не так смотри, — нетерпеливо махнул он лапой. — Ты по-новому смотришь. А надо по-старому.

— Это как?

— А вот так, — он положил ладонь мне на голову. Макушка ощутила тепло и шерсть на ладони — короткую, но мягкую, как волосы младенца. Я выжидающе посмотрел на него.

— Ты не на меня зырь, а на себя, — назидательно сказал он, но, видя, что я не врубаюсь, повернул мою голову обратно к стеклу.

Я не поверил своим глазам — с пыльной поверхности на меня ошарашенно пялилось мое прежнее лицо. Слегка исхудалое и замызганное, со свежим шрамом на щеке, но определенно мое. Моя зеленая куртка тоже была на месте — наличие штанов ввиду высоты окна проверить не представлялось возможным. Я быстро опустил глаза — черная чешуя и копыта не делись никуда. И одежды по-прежнему не было. Но в стекле я ее видел.

Саша оказался моложавым парнем с редкой и короткой бородкой — из тех, что до старости кажутся юнцами, а потом как-то скачкообразно и пугающе быстро превращаются в дряхлых дедов. На нем была черная вязаная шапочка и белый, с узорами, свитер, тоже вязаный. Он подмигнул мне и убрал руку с моей головы. Через пару секунд перед глазами на миг помутнело, и я снова увидел рога и костяную маску.

— Теперь понял?

— Ну… вроде как.

— Вот и молодец. Ничего, знание я тебе передал. Со временем сам так научишься.

— А почему сейчас не выходит? — я напряг зрение, но маска никуда не исчезла.

— Я тебе знание передал, а не умение, — строго сказал Саша. — Тренировка, тренировка и еще раз тренировка. И учти, что в самом начале на самих людях так не получается. Нужна отражающая поверхность. Стекло, а лучше — зеркало. Зеркала — они вообще…

— Да, это я знаю.

Мы помолчали.

— Слушай, а ты кто такой?

— А ты кто такой? — фыркнул он.

— Не знаю, — честно ответил я.

— Что, серьезно не знаешь? — поднял брови он. — Дела… Ну, добро пожаловать. Я тоже не знаю.

Он захихикал.

— Я серьезно, — мрачно буркнул я.

— И я серьезно. Фишка в том, что этого на самом деле никто не ЗНАЕТ. Знание — оно вообще не всесильно. Оно ведь не вера. Ты Вольфрама фон Эшенбаха не читал?

— Философ, что ли?

— Нет, поэт. «Парцифаля» написал. Есть у него там такие строчки, дословно не помню, но что-то вроде: «Допустим, вы щипать мастак. А все ж не выщипать никак вам волоска с моей ладони, поколь от века и дононе, как знаю я наверняка, там не растет ни волоска». Смекаешь? Если человек знает, что волоска нет — хрена лысого он там выщиплет. Даже ради спасения жизни.

— А…

— Ты дослушай сперва. Там вся соль в последних строках: «Есть волосок, нет волоска — была бы вера высока!» Когда человек верит — то, во что он верит, он делает. И ему плевать с высокого места, растут ли у Вольфрама на ладони волосы. И волосок оказывается у него в пальцах. Вкуриваешь?

О да, я вкуривал. О могуществе веры я был осведомлен не меньше него. А то и побольше. С пруфами, так сказать.

— Пройдемся? — он указал рукой на улицу.

— Почему бы и нет?

— Ну, то есть ясен пень, что хотя никому не известно, что и как именно с нами произошло, надо же это как-то называть, — продолжал Саша, пока мы шли вдоль дворов вниз по улице. — Вот и называют — кто как хочет. Хотя обычно эту точку называют Пониманием. Считается, что в момент преображения ты Понял. Вот и изменился — в соответствии с понятым.

— А что понял-то?

— Да откуда я знаю, что ты понял? — удивился он. — Ты же понял, а не я. Хотя некоторые говорят, что все одно и тоже понимают, только по-разному. Главное-то — результат. А результат у нас перед глазами. Ты вот что можешь?

— Я? Ну… кое-что могу. Руку отращивал, шкуру менял… А ты?

— Гляди, — он кивнул куда-то в сторону. Там ничего не было, кроме детских качелей. Повернувшись за разъяснениями, я не увидел Сашу. Вообще никого не увидел. Только дорогу и белую стену.

— Ты где?

— Здесь, — раздался голос откуда-то сверху, и Саша, ловко спрыгнув с балкона третьего этажа, приземлился рядом со мной. — Видал?

— Круто. Это ты так быстро двигаешься?

— Да нет же, — он сердито хлопнул в ладоши. — Так все могут, даже те, кто еще не Понял. Только не все об этом знают. Я тебе сказал — ты посмотрел. Даже не поинтересовавшись, что там такое. Ясно?

— Но это же элементарное доверие…