Гильберт Бриссен - Книга Лазури

— Пофиг. Даже если бы ты мне ни на грош не доверял, все равно посмотрел бы. Проверено. Алхимия команды.

— Круто, — только и смог повторить я. — А чего туда влез?

— Бытовые понты, — хмыкнул Саша. — Ну что, поползли?

Мы зашагали дальше.

— Слушай, я что-то не вкурил… Нас таких много?

— Шутишь, что ли? — снова прыснул он. — Да нас тут больше, чем невидимых слонов у Пелевина! Шутка, конечно. Но сотни две в городе будет. Я, собственно, не проверял.

— Почему?

— А оно мне надо? — философски пожал плечами он. — Раз в месяц кого-нибудь вижу. Здороваемся, болтаем, дальше идем. Или в кафе заходим. Или на хату бухать. Как обычно. Что мы, не люди, что ли?

— А… кто мы?

Тут меня второй раз за день схватили за плечи и развернули. Саша смотрел мне в глаза пристально и очень серьезно.

— А вот тут ты, кажется, до сих пор не догнал, — отрезал он. — Ты себе этой дурной мистикой голову не забивай. А то одна хрень и сегрегация получается. Заруби себе на носу раз и навсегда: мы — люди. Не вампиры, не демоны, не новое звено эволюции человека. Мы самые обычные люди. Просто Поняли. А всякую там дурь даже думать не моги.

Я даже немного испугался.

— А что тогда будет?

— Да ничего не будет. Просто дураком станешь, дураком и помрешь. С этой дорожки съехать очень трудно. Горького читал? Человек — это звучит гордо. Компрэнэ?

— Угу.

— Ну и ладушки. Едем дальше.

Дальше мы не поехали, а пошли. Но суть была одна.

— Ну вот, как-то так оно и вытанцовывается. Кстати о птичках: тебе рога спать не мешают?

— Да нет как-то. Я же сплю.

— Ясненько. А то мне на тебя аж смотреть неудобно. Ты только не прими на свой счет, каждый ведь свое и по-своему Понимает. Сколько людей, столько и обличий.

— А какие еще бывают?

— Да всякие. Я одну девушку знаю — та ангелом обернулась. Натуральный ангел, с крыльями, ростом под два метра, только волосы до земли и зеленые. Красивая. Другой мужик в растение такое превратился, вроде агавы с цветами колючими. Как он ходить ухитряется — я вообще не вкуриваю. Зато умный, как три профессора. А третий вообще черт-те что и пряжки по бокам. То ли вихрь, то ли медуза, то ли черная дыра. Козел редкостный. Не любят его у нас. Ты с ним и не общайся лучше.

— Саша… А ты сам что понял? И как?

— А вот этот вопрос в приличном обществе задавать не принято, — ответил он неожиданно сухо. Но тут же подмигнул: — Хотя мне-то по барабану. Но многие стесняются. Такое только близким друзьям говорить можно, и то по большой пьяни. Или, наоборот, по трезвяку, чтобы все понимали, когда языком молоть стоит, а когда — нет. Со мной все довольно забавно было.

— Это как?

— Я водки хапнул.

Теперь хихикнул я. Он посмотрел на меня, как похмельный бог на червяка:

— Ты чего ржешь-то?

— Да ничего. Забавно просто.

— Забавно тебе… Я не в запое дзен обрел, как дураки шутят. Спиртные напитки, чтоб ты знал, раньше в ритуальных целях использовались. Вот и я их пил ритуально. Наркоша с косячка глюки ловит, а шаман — дух высвобождает. Разницу понял?

— Понял.

Я задумался.

И вдруг рассказал ему все. Вообще все. С той самой первой ночи, когда попал в альтернативную вероятность. Мне потребовалось не меньше часа времени, хотя я старался излагать все максимально сжато. Саша молча курил, опершись на стену и глядя на меня.

— М-да, — резюмировал он, когда я закончил. — Ситуевина, брат. И как, надумал?

— Ни черта. А время истекает.

— Время? — он поглядел на меня с неожиданным интересом, как на экзотическое растение. — Ну-ну… Время, значит. Хе-хе. Ладно.

— Ты о чем?

— Да неважно. Тут главное что: ты мне это зачем рассказал? Мое мнение узнать?

Я подумал.

— Да.

— А вот это вряд ли получится, — сказал он неожиданно серьезно. — Мнение о сказке — это, знаешь ли, совсем не то, что мнение о событиях, которые ты видел сам. И полагаться на него вряд ли стоит. Но… Хочешь, тоже байку расскажу?

Он опустился на корточки, как гопник. Я последовал его примеру.

— Я когда-то прочитал одну довольно интересную книгу… тьфу ты, забыл название. Пересказывать не буду, ее лучше самому читать. В конце там главный герой выдвигает тезис… дословно тоже не помню, черт. Но соль в том, что если человеку предлагают выбор: либо все чудеса Вселенной, либо самая прекрасная, добрая и умная женщина в этой Вселенной — только полный и законченный имбецил выберет второе. Знаешь, что я при этом подумал?

— Что?

— Да то, что то же самое можно сказать и в обратную сторону. То бишь, если стоит такой выбор, первое себе возьмет только законченный великовозрастный балбес, не наигравшийся в детстве в казаки-разбойники. Еще и красивую телегу при этом толкнет о приземленности и бюргерстве сторонников второго выбора. Имей в виду, это не мое личное мнение, опять же. Это своего рода антитеза. Неопровержимая, кстати. Кому-то нужно чудо, кому-то — покой и мир. Оба выбора имеют право на существование. И на выбирающих — тоже. Как и выбирающие — на них.

— Дуализм?

— Это не дуализм. Это «полилизм», если ты меня понимаешь. Можно ведь выбрать женщину, а потом чудо, или чудо, а потом женщину, а можно — кусочек чуда и кусочек женщины, или вообще развернуться и пойти играть в кегли. И так далее. И пока эта множественность не начинает включать в себя злые и вредные выборы — она всегда имеет право на саму себя. Но выбор — только твой.

Мы немного помолчали, прежде чем я тихо спросил:

— Но что выбрать мне?

— А это уже тебе решать. Я советов не даю, — Саша отбросил окурок и поднялся, отряхивая руки. — Пора мне, Андрюха. И да, на прощанье — я насчет тебя сперва ошибся. Ты был прав.

— В чем?

— Сам поймешь. Слушай, не в службу, а в дружбу — можешь показать мне этот фокус? С Н-полем? Вон и лужа есть.

— Запросто. Гляди.

Я встал к нему спиной и, глядя на свое отражение, услышал, как он тихонько напевает что-то себе под нос. И в этот момент я его узнал. И тогда же ощутил наконец то, что все это время то ли не замечал, то ли не позволял себе заметить — легкое дуновение воздуха у виска, будто ласковая женская рука гладит по голове.

Но значения это больше не имело. Потому что я сделал шаг — и выбор вместе с ним.

И провалился в темноту, навстречу ожидавшей меня Суок.

Ее лицо было бледным и неподвижным, когда я шагнул к ней и опустился на колено.

— Прости меня, дочь. Я — плохой Отец. Но я люблю тебя.

— Отец…

— И я останусь с тобой. Плевал я на эти чудеса. Я люблю тебя, Суок.

— Отец, твое дерево…

Я наконец заметил, что у нее дрожат губы.

— Что такое?

— Его… его больше нет!

— Да нет, нет, — раздался до оскомины знакомый раздраженный голос. — Было бы из-за чего истерику устраивать.

Лаплас выглядел весьма неважно. Не то чтобы он был потрепан, изможден или вообще обладал какими-либо внешними признаками, которыми обычно наделяют поверженных демонов, но его смокинг больше не казался неделимым и монолитным сгустком черноты. И гонору у него явно поубавилось. Теперь он выглядел самым обычным антропоморфным кроликом в черном. Подумаешь. Мало ли во Вселенной странного.