Гильберт Бриссен - Книга Лазури

— Если лошадь бежит слишком медленно, ее подгоняют кнутом. Ты не забыл о том, что лежит у меня в кармане?

Глаза кукольника угрожающе сузились.

— Слушай меня внимательно, гаденыш. Я тебе не ярмарочный фокусник. Ты хитер, как змея, но не вздумай играть со мной. Я у тебя в сетях, я сделаю для тебя куклу, но если ты что-нибудь сотворишь с тем, чем связал меня, я пущу тебя вниз по Реке его вылавливать.

— Я уже побывал в ее водах, мастер. Не сострясай воздух впустую. У тебя не так уж много времени, да и у меня тоже. Я хочу видеть результаты твоей работы. Покажи мне их.

— Иди сюда. У меня сейчас прыткость не та, чтобы таскать ее за тобой.

Я подошел к столу и взглянул на то, что на нем лежало.

Мать твою через коромысло десять тысяч раз!

— Ты что же, говнюк, шутить со мной вздумал? — прошипел я, хватая его за затылок. — Ну так объясни мне юмор, я тоже посмеюсь!

Он молча смотрел на меня с мрачным злорадством.

Лежавшее на столе было… Проще всего объяснить, чем оно не было. Оно не было тем, что было нужно мне. Больше всего оно напоминало зерглинга из «Star Craft», отрастившего две лишние пары хваталок и второй хвост на животе. Сплошную мешанину шипов, когтей и лезвий покрывала тонкая чешуйчатая черная шкура. На том месте, где у зерглингов была морда, находилось лицо. Красивое, но безжизненное, с закрытыми глазами странного раскосого разреза и ярко-алыми, будто окровавленными губами. И без малейших намеков на какой-либо определенный пол. Степень выполнения поражала — за три дня кукла была почти закончена. Но!..

— Что это за срань? — я встряхнул его, как терьер крысу.

— Твоя новая кукла. Ее зовут Обсидиан — Кокуосэки, если японское произношение тебе привычнее. Прошу любить и жаловать!

— Это кукла?! Да ты рехнулся, ублюдок! Может, мне познакомить твою тряпочку с газовой плитой?

— Жалкий червяк! И ты еще лезешь в Игру, не имея даже представления о куклах и их рождении! Когда я создавал Барасуишо, она была моей, моей дочерью! Потому она была прекрасна. Отец не предает своих детей! Но эта кукла — не моя! Назад к учебникам, соплеглот… если они у тебя были! Я делаю ее для постороннего, и мне приходится вкладывать в нее те чувства, которые я к нему испытываю. Я ненавижу тебя, я жажду твоей смерти, и она не могла получиться иной. Ну как? Тебе нравится работа?

— Ты переделаешь ее, кукольник. Прямо сейчас ты уничтожишь это и вернешься к чертежам. Иначе тебе не поздоровится.

— Никоим образом, мальчишка! Нет такого способа! Для этого тебе придется заставить меня тебя полюбить. Рискнешь сотворить неподвластное богам? Пыжься, грозно сверкай глазами, швыряйся своей ручной мухой — она не может получиться иной! И очень хорошо тебе подходит. Ну же, недоучка! Давай! Вступай в Игру Алисы, на радость ублюдку Розену и его золотушным дочкам-убийцам! Собери все Мистические Розы и создай ему идеальную жену из этого! Рассмеши Вселенную, пусть она смеется так, как будут хохотать бесы в тот день, когда ты запляшешь в аду на сковороде!

Он уже хохотал, глядя мне в глаза — взахлеб, яростно и зло, наслаждаясь моим гневом. Стиснув его волосы, я приласкал его лбом об стол. Вскрикнув, он с усилием повернул ко мне окровавленное лицо и вновь засмеялся — бешено и торжествующе.

— Бэрри-Белл!

Дух-хранитель Хинаичиго туманным шаром жидкого золота стрельнул у меня из ладони и обратно, сбив кукловода, как кеглю. Его отшвырнуло и крепко приложило о край шкафа. Я стоял у стола, тяжело дыша. Меня мутило от ярости. Но мне было нечего возразить — я никак не мог проверить, прав он или нет, ничего об этом не зная. Он рассказывал мангакам только то, о чем сам хотел рассказать. Этого не было ни в манге, ни в аниме, ни даже в тейлах. Все мастера всегда работали в них только для себя. Тупик. Снова тупик!

Не знаю, что я сотворил бы потом и к чему это все привело бы, если бы дверца шкафа не приоткрылась с тихим скрипом, привлекшим мое внимание.

Внутри на полке стояла кукла. Я обомлел. Она стояла, опустив руки и пристально и строго глядя на меня большими зелеными глазами, храня молчание. Несколько секунд прошло в напряженной тишине. Потом я заметил слегка выдающийся из-под подола черного платья край деревянной подставки и перевел дух. Образ второй Барасуишо, разрывающей меня в клочья, подернулся рябью и исчез.

Перехватив мой взгляд, Энджу сразу заткнулся. Его лицо позеленело.

— Как интересно, — протянул я. — Хорошая работа, мастер. Вторая Дочь, надо полагать?

— Это не то, — пробормотал он, пытаясь одновременно опереться на шкаф, чтобы подняться, и закрыть дверцу. — Это просто поделка. Для магазина.

— Ша! — я толкнул его в грудь, отправляя обратно на пол. — Сам разберусь.

Кукла была невероятно хороша. Темные волосы спадали по узким плечам на платье из черного атласа, из-под которого слегка выдавались серые оборки рукавов и подола нижней сорочки. Лежа на волосах, подобно венку, поверх платья бежала причудливая золотая лента, окутывавшая ее, словно мягкая цепь. Таким же золотым атласом были оторочены рукава и полы платья. Крохотный зеленый камень, украшавший воротник, был оправлен в серебро. Я протянул руку и коснулся волос. Мягкие, льняные. Совсем как настоящие. Она тихо стояла, укрепленная на подставке, глядя на то место, где прежде находился я. Неживая. Я наконец вспомнил, где видел ее. В витрине магазина Энджу, в одной из серий Traumend.

Я посмотрел на стол. Потом на куклу. Потом снова на стол.

— Знаешь, мастер, кажется, у тебя все-таки есть, чем мне заплатить. Улавливаешь?

— Она не сможет ожить, — самую малость быстрее, чем нужно. — Я не создавал ее для этого. Это просто товар, средство к существованию. Дерево, ткань и стекло.

— Тогда зачем ты приволок этот «товар» сюда?

— Мне хотелось иметь память о доме.

— О каком доме? Не о поместье ли Розена, которое ты присвоил?

— Не твое дело. Твоя кукла будет готова через пару дней. Приходи послезавтра.

Я покачал головой.

— Врешь, мастер Энджу. Моя кукла уже готова. Ту дрянь можешь оставить себе. Поставь ее в шкаф вместо моей.

— Только тронь ее! — наконец-то он прекратил лицемерить.

— Или что? — весело поинтересовался я, аккуратно снимая куклу с подставки.

— Я не отдам ее тебе, дьявол!

— Какие эпитеты! Ты ведь сам говоришь, что это «товар». Вот я и покупаю его. Думаю, в цене мы сойдемся.

— Сдохни в одиночестве, мразь!

— Что ты так кипятишься, мастер? Сам же говоришь, ожить не может… На что она тебе?

— Все они — мои дети!

— Мастер, ты слишком долго сидел в этом тумане. У тебя воспаление мозга. Ты хочешь отказаться от спасения Барасуишо, чтобы сохранить мертвой какую-то поделку на продажу — правильно ли я тебя понял? Я ведь могу и рассердиться опять. И вместо того, чтобы сыпать угрозами и грозить мне карами, лучше подумай о том, что самая жуткая месть все равно не вернет тебе дочь, которую погубит твоя собственная гордыня. Слыхал о принципе Меньшего Зла? Попробуй применить его.