Наследие

Грудь у детеныша раззака была впалой и ребристой на­столько, что казалось, будто ребра у него расположены сна­ружи, а не изнутри. Конечности тонкие и узловатые, точно ветки. Талия невероятно тонкая. На ногах у него имелись дополнительные суставы, и они могли сгибаться в обрат­ную сторону — ничего подобного Эрагон никогда раньше не видел и решил, что, по всей видимости, именно это и было причиной подпрыгивающей, как бы нервной, по­ходки раззаков. Панцирь детеныша, похоже, был еще мяг­ким и уязвимым, в отличие от панцирей взрослых разза­ков, с которыми уже доводилось сталкиваться Эрагону. Но было ясно, что и у этого панцирь со временем затвердеет.

Раззак склонил голову набок — его огромные, выпу­клые, лишенные, казалось, радужки и зрачка глаза отра­жали свет — и заверещал, словно обнаружив нечто весьма интересное. Затем он сделал осторожный шажок в сторо­ну Арьи… потом еще один… и клюв его раскрылся, когда он потянулся к лужице крови у ног эльфийки.

Эрагон невольно закричал, забыв о кляпе во рту и на­деясь отвлечь проклятую тварь, но раззак лишь быстро глянул в его сторону и тут же снова потянулся к лужице крови.

— Ну вот! — удовлетворенно воскликнула Анжела, рас­правившись с последним кристаллом.

И как только осколки аметиста рассыпались по полу, Солембум прыгнул на раззака, меняя в воздухе свое обли­чье. Мелькнуло тело хищного кота — уши прижаты, лапы подобраны, шерсть дыбом, — и он приземлился, уже в сво­ем привычном виде, а раззак с отвратительным шипени­ем замахнулся на него когтистой конечностью. Солембум присел, уходя от удара, и уже в следующее мгновение уда­рил раззака по шее своей мощной широкой лапой.

Шея мерзкой твари с хрустом переломилась. Солембум ударил еще раз, и раззак, пролетев через весь зал, бесфор­менной кучкой приземлился под стеной, несколько секунд еще подергивался, а потом затих.

Кот зашипел, прижимая к черепу здоровое ухо, за­тем вывернулся из набедренной повязки, которая те­перь совершенно нелепо болталась у него где-то повы­ше задних лап, подошел ко второму яйцу, сел возле него и стал ждать.

— Что же ты с собой сделала? — ужаснулась Анжела, подбегая к Арье. Та устало подняла голову, но даже не по­пыталась ответить.

Тремя быстрыми взмахами своего бесцветного меча травница перерубила оставшиеся оковы с такой легко­стью, словно закаленный металл был не прочнее обычной головки сыра.

Арья упала на колени и свернулась клубком, прижимая к животу искалеченную руку. Второй рукой она судорожно выдирала изо рта кляп.

Затем Анжела несколькими ударами меча освободила руки и ноги Эрагона, жжение у него в плечах сразу умень­шилось, и он наконец смог вытащить изо рта проклятую затычку.

— Мы думали, ты погибла, — хриплым голосом вымол­вил он, еле ворочая языком.

— Им бы пришлось как следует постараться, чтобы меня прикончить. Сапожники , что с них возьмешь!

Арья, по-прежнему свернувшись на полу клубком, на­чала выпевать слова исцеляющего заклятия. Слова были нежные и звучали несколько напряженно, но она ни разу не ошиблась, не произнесла ни одного неверного звука.

Пока она трудилась над своей искалеченной рукой, Эрагон залечил порез у себя на ребрах, а также ссадины на кистях рук и, махнув рукой Солембуму, попросил:

— Подвинься-ка.

Кот-оборотень недовольно вильнул хвостом, но все же немного подвинулся. И Эрагон, подняв правую руку, воскликнул:

— Брисингр!

Столб синего пламени охватил второе яйцо. Зародыш внутри его пронзительно заверещал: это был жуткий, со­вершенно неземной звук, более похожий на звук рвущегося металла, чем на крик живого существа.

Прищурившись и прикрывая глаза ресницами от страш­ного жара, Эрагон с удовлетворением смотрел, как догорает яйцо. «И пусть это будет последний из них», — думал он. Ког­да скрежет внутри яйца прекратился, он загасил огонь, и на­ступившая после этого тишина показалась ему неожиданно оглушительной. Даже Арья перестала выпевать свое исцеля­ющее заклятие. На несколько мгновений все в зале замерло.

Первой зашевелилась Анжела. Она подошла к Солембу­му и наклонилась над ним, что-то шепча на древнем языке, оглаживая кота, приводя в порядок его поврежденное ухо и залечивая прочие раны.

Эрагон опустился возле Арьи на колени и осторожно коснулся ее плеча. Она подняла на него глаза, слегка ше­вельнулась и, медленно распрямив согнутое тело, пока­зала ему свою изувеченную руку. Кожа вплоть до второго сустава большого пальца на всей внешней стороне ладони была ярко-красной, блестящей, но мышцы под нею, похо­же, уцелели.

— Почему ты не залечила ее до конца? — спросил Эра­гон. — Если ты слишком устала, то могу я…

Она покачала головой:

— Я повредила некоторые нервы… и сейчас, похоже, мне самой Их не восстановить. Тут потребуется помощь Блёдхгарма, он куда искуснее меня умеет исцелять плоть.

— А сражаться ты можешь?

— Если буду осторожна.

Он благодарно стиснул ее плечо.

— То, что ты сделала…

— Я сделала только то, что было единственным логиче­ским выходом из создавшейся ситуации.

— У большинства просто духу на такое не хватило бы… Я пытался, но у меня рука оказалась слишком велика. Ви­дишь? — И он приложил свою руку к ее руке.

Она кивнула, потом вдруг схватила его руку и, опира­ясь на нее, медленно поднялась на ноги. Эрагон встал вме­сте с нею, постоянно ее поддерживая.

— Нам нужно отыскать наше оружие, — сказал он. — И мое кольцо, и мою перевязь, и ожерелье, которое пода­рили мне гномы…

Анжела нахмурилась.

— Какую еще перевязь? Она что, волшебная?

Поскольку Эрагон явно заколебался, не зная, стоит ли говорить травнице правду, Арья опередила его:

— Ты, возможно, не знаешь имени ее создателя, му­драя, но во время своих странствий ты наверняка слышала о знаменитой «перевязи двенадцати звезд».

Анжела, явно потрясенная словами Арьи, широко рас­крыла глаза:

— Та самая?! Но я думала, что та перевязь пропала века четыре назад! Что она была уничтожена во время…

— Мы ее восстановили, — ровным тоном прервала ее Арья.

Эрагон видел, как сильно травнице хочется расспро­сить эльфийку, однако она сдержалась и сказала лишь:

— Ясно… Только нам нельзя терять время, обыскивая каждое помещение в этом кроличьем садке. Как только жрецы поймут, что вам удалось бежать, вся их стая ринет­ся за нами в погоню.

Эрагон указал на послушника, по-прежнему лежавшего на полу без движения.

— А он не может сказать, куда жрецы унесли наши вещи?

Присев на корточки, Анжела приложила два пальца к яремной вене юноши, пытаясь нащупать пульс, потом пошлепала его по щекам и приподняла веки, осматри­вая зрачки.

Но послушник в себя не приходил, и это явно раздра­жало травницу.