Олег Яковлев - Сердце ворона

А кормчий и Логнир в это время пребывали на надстройке юта. Здесь, в кормовой части судна, словно игла в небо, торчала стройная бизань-мачта, располагался штурвал и стояли три большие баллисты. Это еще если не считать паутины такелажа и различных незнакомых «сухопутной крысе» Логниру приспособлений и блоков.

– Я всегда думал, что в Ронстраде с мореплаванием плохо, – говорил бывший сотник, пугаясь каждый раз, когда мачта громко скрипела, будто бы грозя в любую минуту подломиться и рухнуть на голову.

Гарк тем временем лазил по палубе, все вынюхивая и высматривая и суя свои кривые пальцы куда только можно.

– Ронстрад и Сар-Итиад – две разные «кошки», как говорят среди корсаров, – усмехнулся Риф и подошел к борту, глядя, как его матросы заканчивают погрузку. – Наши друзья, морские вожди орков, многому нас научили. Так ты говоришь, что больше не служишь трону?

– Мою заставу уничтожили эльфы, в Гортене такое творится, что никому нет дела до бывшего сотника, теперь я брошен в лапы, точнее, как вы говорите, волны судьбы.

– И ты утверждаешь, что в твоем мифическом Тириахаде лежат немыслимые сокровища?

– Да, но на всякий случай нужно подготовиться – возможно, придется силой забирать добычу.

– Говоришь, как истинный корсар! – задорно рявкнул Риф и проорал вниз, на главную палубу: – Закончить погрузку! Отваливаем!

Кормчий подал знак, и моряки, отдав швартовы, приняли деревянный трап на борт. В их руках появились длинные шесты, что назывались отпорными крюками, которыми они начали отталкивать судно от причала. Громадина качнулась и медленно отползла от пристани.

Свои места на скамьях под палубой заняли чернокожие гиганты-гребцы. Логнир Арвест никогда не видел раньше таких людей, хотя и слыхал, что они существуют, – поэтому смотрел на них во все глаза. Огромные и широкоплечие, облаченные в полотняные безрукавки и совершенно лысые, со злобными сморщенными лицами, они могли нагнать ужаса, но только на тех, кому не приходилось полжизни убивать так похожих на них орков. Весла с двух бортов одновременно ударились в море и слитными движениями вспенили воду вокруг судна. Гребцы приноровились к темпу со второго взмаха – загребной, по которому все равнялись, не зря ел свой хлеб… или человечину – что там у них в ходу? Два десятка весел длинными рывками толкали корабль прочь от причалов. Выйдя на середину гавани, корабль стал разворачиваться носом к выходу из залива: весла левого борта врезались в море, в то время как весла правого усиленно начали грести. Весь шум припортового рынка остался далеко на берегу, и теперь раздавались только плеск волн о черные борта, скрежет дерева и громкие слитные выдохи двадцати гребцов.

Вот и проход из бухты. Оборонительные сооружения были построены тут с таким расчетом, что из порта корабли могли выходить только по одному. С двух сторон узкого канала на дне лежали наваленные исполинские камни, и перед подводной стеной, там, где еще было видно песчаное дно, судну требовалось совершить последний бросок.

Нужно было уловить точный миг, ведь чуть замедли кормчий команду, или, наоборот, дай ее чуть раньше, весла разобьются об искусственную отмель. Риф передал штурвал своему помощнику Дуэну и сбежал с юта по трапу на главную палубу. Ловко маневрируя между открытыми люками, обогнул мачту и располагавшийся подле нее «птичник» и по трапу взлетел на надстройку бака. Встал на носу, облокотившись на основание резной фигуры змея, и начал вглядываться в полуденное лазурное море чуть впереди. Форштевень, подобно ножу, разрывал морскую гладь, а в пятнадцати ярдах с двух сторон уже виднелись подводные камни.

– Готовься!

Команда затаила дыхание, кормчий напрягся, будто готовый к спуску болта самострел, и закричал:

– Рывок!

В тот же миг приказ повторил и боцман Гор, стоящий подле люка на палубе. Чернокожие гребцы даже привстали со скамей в гигантском размахе – отвели рукоятки весел вперед, на максимально возможное расстояние, позволенное уключинами, и через секунду все, как один, резко опустились на скамьи, со всей силы вонзив весла в море. Корабль рванулся с такой скоростью, что Логнир, не ожидавший этого, покачнулся и, едва не упав, схватился за крюк, торчащий из борта. Легковесный гоблин Гарк так и вовсе покатился по палубе, ругаясь и поминая Бансрота.

Этот чудовищный гребок подтолкнул судно к чернеющим в воде камням…

– Суши?!

Двадцать гребцов одновременно вскинули весла вверх. Судно пролетело между подводными камнями и, наконец, вырвалось из бухты.

Кормчий облегченно вздохнул.

– Ставь паруса!

Ловкие матросы карабкались по вантам наверх. Отцепляли от реи ремни, которые держали паруса, а стоящие в это время на палубе подбирали длинные канаты-шкоты и закрепляли их, споро обвязывая вокруг двурогих «уток». Парус распустился и, наполненный попутным ветром, понес корабль дальше в море.

Дуэн с силой крутанул штурвал, и боевой корсарский «дракон» по имени «Морской Змей» устремился на юг.

Звон клинков заполнил собой уже весь внутренний двор замка. Слуги и прочая челядь выглядывали изо всех окон, с интересом наблюдая за происходящим. Конюхи стояли подле сеновала, а солдаты на стенах позабыли о своих обязанностях. Детишки потрясали деревянными мечами, а женщины перешептывались, обсуждая красавцев-дуэлянтов. Даже толстый монах вышел из дверей часовни, заинтересовавшись поединком.

Все началось с того, что молодой рыцарь вернулся в замок и увидел большую красную карету, стоящую во дворе. На козлах сидели два невзрачных типа: горбун и высокий худой хлыщ, а на дверцах был изображен незнакомый герб: меч, кубок и сердце. Подле колодца гуляла его дама, горячо любимая им графиня. Возле нее увивался незнакомый красивый мужчина, судя по одеждам, весьма богатый, в отличие от глядящего на эту пару с гневом и болью в глазах бедного рыцаря. Незнакомец был облачен в дорогой алый плащ с зубчатой пелериной и златотканый бархатный камзол того же цвета. Он кружил вокруг его графини, будто назойливый комар, которого никак не отогнать, который все жаждет впиться своим хоботком в тело и высосать из него всю кровь. Но ужаснее всего было то, что его невеста не отмахивалась от негодяя – о нет! – она, напротив, счастливо улыбалась и протягивала ему ручки для поцелуев.

Больше чужих притязаний на его невесту обманутый и слишком неуверенный в себе жених боялся того, что она выберет не его, что предаст его искренние чувства, оставив его разбитое сердце на растерзание мук одиночества. И, кажется, в этом он был прав… его любимая ускользала, словно полупрозрачная кладбищенская баньши, утекающая по ветру прочь с первыми лучами рассвета.