Олег Яковлев - Сердце ворона

– О, мой славный рыцарь! – возопила графиня. – Вы победили! Браво! Браво!

Даже не глядя на нее, он зашагал к карете.

– Постойте, сэр Маклинг, куда же вы?!

Он резко обернулся и направился к ней. В его глазах смешались презрение и ярость.

– Возьмите мой платок в знак моего к вам благоволения и нежных чувств! – Она протянула ему шелковую тряпицу, расшитую цветочным узором.

Арсен вырвал его из руки дамы и швырнул на землю.

– Что?… – Ее глаза расширились от непонимания. – Что вы делаете, сэр рыцарь?!

– Мне не нужны ваши платки, шарфы и прочие глупые знаки ваших возвышенных чувств. Вы, глупая курица, меня совсем не интересуете! Вы – черствая, жестокая и разбалованная тварь, которая привыкла приносить других людей в жертву своим амбициям и самолюбию. Вон, – он пальцем ткнул на верхушку башни. – Вон там находится самый лучший человек, который умер ради вас зря. Это человек, лучше которого вам не найти никогда. Будьте несчастны до скончания дней и проведите свою жизнь в жалости по тому упущенному моменту, которого никогда не вернуть.

– Да как вы смеете?! – Ошарашенная его напором и оскорблениями дама подняла ручку, чтобы отвесить наглецу пощечину.

Некромант ловко ее перехватил.

– Вы предпочли ему, готовому умереть за вас, какого-то призрака с милым личиком и страстными речами. Знаете что? Будьте вы прокляты в своем вечном одиночестве. Я желаю вам, чтобы вы никогда не нашли человека, который будет вас любить. И… – он хищно усмехнулся, – примите к сведению, что мои проклятия имеют обыкновение сбываться. – Он уж повернулся, чтобы уйти, когда о чем-то вдруг вспомнил: – Хенрик, принеси мне бумагу!

Его худой слуга соскочил с крыши кареты на землю и побежал к воротам. Сорвав висевший там плакат, он притащил его учителю.

– И последнее: научитесь наконец читать, чтоб вас! – Бумага полетела в лицо графине, а Арсен развернулся и пошел к карете.

Захлопнув за собой дверцу так, что задребезжали окна, он воскликнул:

– Балтус, на Элагон!

– Наконец! – обрадовались его помощники.

Свистнул хлыст, заржали кони, и карета выехала через распахнутые ворота.

– Элагон? – ужаснулась дама и быстро подняла с земли свиток плаката:

«Разыскивается живым или же мертвым.

Чернокнижник Арсен Кровавое Веретено, также известный, как Арсен Маклинг.

Ближайший сподручный личности, именующей себя Черным Лордом. Некромант поганый, убийца и душегуб проклятущий.

Разыскивается за практикование злостной некромантии и различного темного искусства. Разыскивается за подлые убийства, лишенные чести и достоинства, рыцарей славных, доблестных имен королевства. Разыскивается за околдовывание непорочных женских сердец и последующее греховное прелюбодеяние…»

Там еще много чего было написано, но графиня не дочитала и, обмякнув, осела на вымощенный плитами двор, потеряв сознание от ужаса.

Он вновь стоял на уходящем за горизонт тракте, вымощенном черным смоляным кирпичом. Скрюченные, без единого листочка, словно сжавшиеся в невыносимых муках деревья угрюмыми истуканами застыли по обеим сторонам этого бесконечного, ведущего в никуда, пути. Расстояние здесь не имело значения, время – тем более. В Печальной стране невозможно было ощутить дуновение ветра, безжизненные лучи солнца бессильно скользили, не в состоянии согреть холодную кожу. Здесь все, на чем бы ни застывал взгляд, было зря, все казалось напрасным, ничего вокруг не имело смысла. Мертвым не нужно ни малейшей толики из того, что так ценят живые. Покуда сам не умрешь, невозможно осознать логику этой безбрежной печали, но тот, кто стоял на черной дороге, приходить сюда доступным всем смертным путем вовсе не собирался. Он проник в страну мертвых тайком, в обход Черной Арки, как это умеют делать лишь некроманты. К слову, человек и был тем, кого глупые и суеверные крестьяне называют служителем смерти. Они не понимают, что смерти невозможно служить, а бездушный и безразличный ко всему Анку принимает лишь одну службу – твою готовность расстаться с опостылевшей жизнью.

Дориан Сумеречный стоял, скрестив на груди руки в латных перчатках, и молча взирал на умирающий закат. Заходящее солнце подернуло свинцовые тучи красноватой мерцающей дымкой, но у самой кромки горизонта облака истончились, и светило словно расточало сквозь них желтовато-багровый гной, сочащийся из многочисленных язв, вскрывшихся и кровоточащих. Сколько Дориан себя помнил, в Печальной стране никогда не бывало рассветов, один лишь гнетущий полуденный сумрак, и изредка – тот ужас, что он наблюдал в небесах сейчас. Деккер как-то сказал, что если мертвое солнце уходит за горизонт – значит, множество новых душ отправилось в страну Смерти. Поэтому в чертогах Карнуса проходит кровавый и жуткий пир, на котором сидящему в тени собственных крыльев Черному Богу [16]души невинно убиенных праведников наливают в кошмарный кубок вина из человеческих мук и страданий. Где-то на земле в этот самый миг идет кровавая сеча, или же чума выжигает обреченный на гибель город – какая разница, здесь им всегда рады, новым остывшим жильцам: нищим и благородным, алчным и бескорыстным, трусам и храбрецам, идущим на смерть во имя высокой цели или презренным самоубийцам. Для всех отыщется место в покрытых черной золой полях, каждому воздастся по его делам и заслугам. Интересно, что же уготовано здесь ему самому, в каких мрачных палатах однажды будет лежать его собственное бренное тело…

– О чем задумался, брат? – раздалось сзади.

Некромант обернулся. В двух шагах от него застыла фигура в черном плаще с оторочкой из вороньих перьев на воротнике и манжетах камзола. Немигающий взгляд сощуренных птичьих глаз на бледном остроносом лице был устремлен на бывшего паладина…

– Анин? – удивился Дориан. – Решил составить мне компанию?

– Да вот, подумал, чего ты все ходишь и ходишь сюда один, – с какой-то странной печалью произнес Грешный. – Ты не против?

– Нет, – Сумеречный был даже рад.

Анин был его другом, единственным из всех братьев, способным понять, что творится на душе у бывшего рыцаря Льва. Возможно, оттого что их судьбы были похожи, – оба старших некроманта пришли в орден, сбежав от своего прошлого. Оба остались в Умбрельштаде потому, что идти им больше было некуда, разве что в могилу. Внутренний стержень не позволял им просто сдаться – в темном искусстве они пытались найти спасение для себя, обрести новую цель в жизни, но в результате не получили ни того, ни другого, одну лишь безысходность и боль. Не сразу к ним пришло это понимание, круговорот смертей закрутился пляской вычурной злобы в душе, но время безжалостно текло, словно песок в часах Карнуса, и теперь ни тот, ни другой уже отнюдь не считали, что сделали когда-то правильный выбор.