Цвет Надежды

Алин замолчала.

— Много, милая. Иногда мне казалось, что еще чуть-чуть, и его сломают. Но он умудрился сохранить нас и не потерять себя. Это очень важно.

Блез снова вздохнула.

— А Драко вряд ли сможет так.

— Как?

— Сохранить себя. Нет в нем этой мудрости. Сначала дров наломает, а потом думает, стоило ли…

— Милая, милая… Он просто еще очень молод. Нам остается только верить. Неизвестно, как повернется жизнь, но Фред готов помочь ему. Я думаю, что все будет хорошо.

В дверь негромко постучали.

Фред Забини посмотрел на своих любимых женщин.

— Я рад, что ты дома, солнышко.

— Дома хорошо, — улыбнулась Блез в ответ.

Фред прошелся по комнате и круто развернулся у окна. Оперся о подоконник и проговорил:

— Пришли известия от Малфоев.

Блез не заметила, как мертвой хваткой вцепилась в руку матери.

— И?

— Драко вызывали домой.

— Он поехал? — в один голос воскликнули Блез и Алин.

— Да. Но все в порядке. В относительном. Драко в Хогвартсе. С ним Нарцисса. Там все хорошо. Они некоторое время, видимо, пробудут там. Я… еще не получил от нее ответа.

Фред посмотрел на картину, висевшую на стене. Картина называлась «Полдень». Яркая. Солнечная. Так и хотелось пройтись босиком по этому лугу. Мужчина потер переносицу.

— Но… что-то случилось? — Алин вопросительно посмотрела на мужа.

— Да. С Люциусом. Он погиб.

— Как погиб? — ахнула Алин, а Блез лишь удивленно посмотрела на отца. В это не верилось.

— Лорд просто известил, я не знаю подробностей. Думаю, Нарцисса разъяснит, когда будет в состоянии.

— Мерлин! — Алин прижала ладонь к губам.

— Папа, а ошибки быть не может? — тихим голосом проговорила Блез.

— Боюсь, что нет, милая.

Блез закусила губу. Она… не любила Люциуса. Она боялась его. Этот человек едва не погубил Брэнда, этот человек… Блез вскинула голову, когда Фред Забини резко провел ладонью по лицу, кашлянул. Внезапно Блез подумала, что отец считал Люциуса другом. Во всяком случае, отец Драко часто бывал в этом доме, семья Блез гостила у Малфоев. Ведь, несмотря на случившееся, Люциус был… знакомым человеком.

— А… когда похороны? — негромко спросила Алин.

Блез обернулась, посмотрела на мать и увидела, что та едва сдерживает слезы. Так уже было в день гибели Фриды несколько лет назад. Блез стало как-то неуютно. Она видела маму плачущей всего несколько раз за свою жизнь, но в такие моменты ей всегда хотелось заплакать самой. Вот и сейчас в горле запершило, и Блез сердито кашлянула.

— Ничего не знаю, — развел руками отец. — Жду ответа из Хогвартса. Неизвестно еще, что по этому поводу скажут власти.

— Ты отдыхай, моя хорошая.

Подошел, быстро поцеловал в подставленную макушку.

— Алин, ты мне поможешь?

— Конечно.

Родители вышли, оставив Блез один на один с нерешенной проблемой. Проблемой, внезапно окрасившейся в новые цвета.

Блез забралась с ногами на кровать. Перед ней впервые встал вопрос: сказать правду или скрыть? После известия о смерти Люциуса выбор приобрел дополнительный оттенок — морали. Рассказать или нет? С одной стороны, это касалось Брэндона, а с другой — заклятие ведь снято.

Блез привычно почувствовала присутствие няни еще раньше, чем увидела ее саму. Женщина всегда входила бесшумно, и что-то вокруг сразу менялось. Сколько лет эта волшебница жила в доме Забини? Блез помнила ее с самого детства. Уверенные руки, негромкий голос. Блез до сих пор помнила, как в какой-то момент с удивлением обнаружила, что ее няня — всего лишь пожилая волшебница, у которой порой все валилось из рук. Но при этом женщина осталась такой же. Голос, с детства напевавший на ночь, был тем же, и руки были точно такими же, как и в детстве. Как это объяснить? Рядом с ней всегда было надежно и спокойно от лучистого взгляда и ласкового голоса. Блез давно выросла, но эта женщина продолжала жить в доме, как член семьи. И сейчас, глядя на невысокую фигуру, Блез вдруг поняла, чего ей так не хватало в это безумное утро. Морщинистая рука скользнула по рыжим волосам:

— С приездом, куколка.

Этим нелепым детским «куколка» называл ее только один человек — старенькая няня. И Блез так привыкла к этому, что назови няня ее сейчас по-иному, девушка бы удивилась.

— Спасибо, — Блез прижалась щекой к теплой руке. — Как твое здоровье? Отец писал, что ты приболела.

— Все хорошо, милая.

— Не буду, — пообещала женщина. — Пока я тебе нужна, не буду.

— Ты всегда нужна.

Няня с улыбкой гладила рыжие волосы девочки, которая была ее миром — капризным, противоречивым, избалованным и невероятно светлым.

— Берта, скажи, если бы ты знала тайну о человеке, которая выставит его в очень плохом свете, ты бы рассказала ее другим?

— Смотря, какая тайна, — негромко проговорила волшебница, — и смотря, какой человек.

— Он… по его вине едва не погиб ребенок. Он — плохой человек. Наверное.

— Значит, нужно рассказать, если это помешает ему в дальнейшем причинять зло детям.

Берта отклонилась, заглядывая девушке в глаза.

— Деточка-деточка, — вздохнула няня. — Пусть мертвый остается с мертвыми. Он ответит за все там, если виноват, — и пожилая волшебница возвела глаза к потолку.

Блез проследила за взглядом няни. Некоторое время она смотрела на высокие своды спальни. Люциус больше никому не сможет причинить вред, а Драко должен сам решить, говорить об этом или нет. Это его право и его тайна.

— Берта, помнишь, у меня здесь было звездное небо?

— Помню, — негромко проговорила няня в волосы Блез.

— Глупая я была, когда попросила его убрать.

— Ты посчитала, что выросла, — улыбнулась старая волшебница.

— Я поторопилась, — вздохнула Блез. — Как думаешь, можно вернуть его назад?

— Если мы вспомним его, то конечно.

— Вспомним.

— Каждую звездочку, — улыбнулась Берта.

— Каждую, — прошептала Блез, ответив на улыбку.

Пэнси Паркинсон сделала шаг из камина и отряхнула мантию. Она не любила путешествия через камин. Грязно, уши закладывает и… как-то неэстетично. Но сегодня она готова была совершить кругосветное путешествие через каминную сеть с остановками во всех мало-мальски крупных населенных пунктах. И все это ради того, чтобы не появляться здесь — в знакомом с детства доме.

Она прибыла в маленькую гостиную, которой редко пользовались. Нужно было отдышаться и собраться с мыслями. Однако покашливание, раздавшееся слева от нее, дало понять, что отдышаться не получится.

Пэнси оглянулась. У стены, украшенной старинным гобеленом с изображением какой-то батальной сцены, стоял ее отец. Пэнси улыбнулась. Отец старался казаться строгим, властным, но они-то оба знали, что настоящий он именно такой: с легкой улыбкой и гордостью во взгляде. В парадном наряде и с седой бородой он был похож на рыцаря, сошедшего со старинного полотна. И вот за эту гордость в его взгляде Пэнси платила тем, что наступала на горло собственным мечтам, мыслям… Она была любимым ребенком, которого с детства воспитывали, внушая, что долг и семья идут неразрывно. Пэнси всегда знала, как поступит, когда придется выбирать. Раньше не предполагала, что струсит и попытается отсрочить этот шаг, но в самом шаге была уверена всегда.