Юрий Никитин - Ютланд, брат Придона

– А где же буря? – спросила она и пугливо поежилась.

Он прислушался, его ладонь легла на ее плечо.

– Слишком близко.

Она больше прислушивалась к тому неожиданному и странному теплу, что струится из его ладони и наполняет ее тело непонятной слабостью и нежеланием спорить, более того, готовностью во всем соглашаться, хотя это неправильно, мужчинам нельзя подчиняться… и потому не обратила внимание на его слова, но когда услышала далекий гул, подняла взгляд, ее охватил ужас.

Со стороны запада в их сторону по небу, закрывая синеву, двигается плотная темная туча.

Она вскрикнула:

– Что это?

– Туча, – пояснил он. – Ни разу не видела?

– Да при чем здесь туча, – прошептала она, – ты что, не видишь?

Тучи опустились и уже не ползут, не двигаются, а стремительно летят, тяжелые, как горные хребты, грохочущие, давящие. Солнце проглянуло в щель между ними и залило мир таким резким и нещадным светом, словно после этого не будет светить с полгода.

Зелень стала изумрудно яркой, серая земля под копытами обрела оттенки, затем все разом померкло, все придавила тяжелая тень, дышать стало труднее, Мелизенда с ужасом смотрела на огромные столбы пыли, что поднялись далеко на горизонте, но с большой скоростью двигаются в их сторону.

Буря догнала, Алац нагнул голову и ломился сквозь шквал плотного воздуха, тот вертелся диким смерчем, выдирал из земли кусты и с ревом втягивал в свою утробу.

– Держись крепче! – прокричал Ютланд.

Страшный допотопный ливень с градом догнал их в момент, когда впереди выросла зеленая стена леса. Мелизенда взвизгнула под обрушившимися потоками ледяной воды, в следующее мгновение они вскочили под плотные ветви, буря и ливень бушуют там наверху, а здесь земля сухая, жизнь идет непотревоженно, и муравьи так же деловито тащат к своему домику гусениц и недовольно упирающихся жуков.

Алац пробежал немного по инерции, хорт вообще умчался далеко вперед, Ютланд высматривал удобное место, наконец остановился под огромным дубом. Тот настолько мощно раскинул ветки, что ни одно дерево не решилось подойти, а вокруг толстого ствола сухая земля.

Мелизенда зябко вздрагивала и обхватывала себя передними лапками, зубы мелко-мелко стучат, глаза перепуганные, как у зверька, нору которого заливает дождь, а у выхода злорадно ждет злой волк.

– Здесь переведем дух, – сообщил Ютланд. – Такая гроза долго не длится.

Он соскочил на землю, бесцеремонно снял ее, мокрую и жалкую. Она подняла голову и проговорила с трудом бледными губами:

– Отвернись…

– Чего? – переспросил он в недоумении.

– Мое платье совсем промокло, – объяснила она застывшими от холода губами.

– Сейчас высохнет, – сказал он бодро. – Подожди, я принесу сучьев…

– Здесь есть, – проговорила она.

– Мало, – отрубил он.

На всякий случай он не стал удаляться, просто обошел вокруг огромного ствола, подбирая крупные и мелкие сучья. А когда вернулся, держа целую кучу, в трех шагах от ствола уже разгорается небольшой костер, а Мелизенда протягивает к нему вздрагивающие бледные лапки.

– Ого, – сказал он пораженно, – это у тебя от злости?

Она подняла голову, мокрые волосы прилипли, теперь кажется совсем маленькой и жалобной.

– Это ты злой, – проговорила она с трудом.

Он свалил сучья в двух шагах от костра, присел рядом.

– Наверное, – признался он, – ты так часто меня кусала, что я теперь бью тебя по зубам заранее. А ты вон какая бедненькая, даже костер сама сумела… Сейчас я тебя накормлю…

Она прошипела раздраженно:

– Я не собачка, чтобы ты меня кормил!.. Если время обеда, то пообедаем, ты же вечно голодный! И нечего… этот покровительственный тон. Подумаешь, сильный мужчина опекает, ах-ах, слабую женщину… Ты не сильный, а я не слабая.

Он кивнул.

– Ага, не слабая. Только мокрая и озябшая. Но это пустяки.

Она сказала сердито:

– Ты сам мокрый и озябший!

– Да? – переспросил он и осмотрел себя. – Ого, ты права, я тоже, оказывается, промок. Ну и ливень! Слышишь?

Вверху с жутким треском то ли раскалывается небо, то ли молния ломает вершины деревьев, и они с грохотом и шумом рушатся, проламывая многоэтажные слои веток, и вот-вот грохнутся, прибив их обоих…

Ютланд, не обращая внимания, вытащил из мешка хлеб, сыр и мясо, а сам быстро ободрал и выпотрошил гуся, после чего ловко насадил на очищенный от коры прут.

– Одного хватит? – спросил он. – Или готова слопать двух?

Она фыркнула, отвела величественно взор, хотя сидит все такая же, сжавшись в жалкий комок, стараясь не выпустить крупинки тепла. От костра наконец-то пошел сухой жар, скоро просохнет и одежда, а то мокрая такая, будто ее и нет, а женщины не должны позволять себе так держаться или разрешать заставать себя в таком виде.

Ютланд быстро и ловко поджарил гуся, аромат от него накатывал на Мелизенду давно, она то и дело удерживала себя от того, чтобы не напомнить ядовито, что все готово, сейчас гусь вообще сгорит, но удерживалась из опасения, что вдруг все-таки нужно подержать на огне чуточку дольше, все-таки пастух их чуть ли не каждый день готовит, а у нее только ее природный ум, смекалка, смышленость, проницательность и остальные замечательные качества, которых у пастуха просто быть не может.

За далекими деревьями что-то мелькнуло, он вяло подумал насчет оленя, но ветерок донес незнакомый запах. Сердце стукнуло предостерегающе, а пальцы сами подгребли ближе лук.

Мелизенда посмотрела на него в изумлении.

– Не нажрался?

– А ты?

– Я не пытаюсь подстрелить что-то еще!

– Но ты же намекивала насчет второго гуся?

– Я?

– Уже забыла?

Он быстро наложил на тетиву стрелу, как хорошо, что всегда натянута, но эта дурочка не замечает такой странности, это мужчины бы уже извели вопросами.

Мелизенда посматривала то на него, то в сторону деревьев, а Ютланд неуловимо быстро поднялся, оттянул тетиву до уха. Звонко щелкнуло, за деревьями снова мелькнула тень, но теперь там нечто всхрюкнуло, взметнулись сухие листья.

– Промазал, – сказала она.

Он удивленно покосился в ее сторону, что-то мало ехидства, наверное, отяжелела от вкусной еды, но переспрашивать не стал, поднялся и быстро пошел в ту сторону.

Толстый слой слежавшихся листьев разворочен, словно по нему протащили соху, наверх кое-где вывернуло даже комья земли. Еще дальше длинной цепочкой идут зеленые капли, похожие на свежий сок, выжатый могучей медвежьей лапой из молодой ветки.

Он двигался осторожно, лук в руках, дубинка на поясе, ноги переступают приставным шагом, к любой неожиданности готов. За деревьями снова мелькнуло, листья зашелестели, снова возникла дорожка встревоженных листьев, но теперь ринулась прямо к нему.