Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – эрцгерцог

Он шепнул:

— Я знаю магов.

— Что они скажут?

— Откажутся, — ответил он. — С пренебрежением. Но когда я начну настаивать и рассказывать о вашей неимоверно возросшей за последнее время силе… они заинтересуются.

— Тогда…

Он покачал головой.

— Нет. Не настолько, чтобы лететь сюда. Но я могу их уговорить прийти в башню Селенга или Фобоса. Они самые любопытные и достаточно гостеприимные.

Я поморщился, но сказал с усилием:

— Хорошо. Если там не будет каких-то ловушек, капканов и прочей ерунды…

Он укоризненно покачал головой.

— Сэр Ричард, это Великие Маги!

— Хорошо-хорошо, — сказал я. — Если не унизятся до ловушек, то и я приду с чистым сердцем и чистыми дланями. Длани — это то же самое, что у простых людей руки. Когда вы сможете их собрать?

— Уговорить, — поправил он.

— Уговорить, — согласился я. — Кнутом, пряником, хитростью, лестью, обманом… это все неважно. Главное, чтобы собрались.

Запахи большого скопления людей ощутил даже раньше, чем с высоты увидел лагерь, у птиц не только зрение получше, но и обоняние, во всяком случае, у птеродактилей.

Я долго кружил в высоте, все старался свистнуть, наконец издал некий сиплый звук, как насквозь ржавая труба, потом еще и еще, все ближе и ближе к моему свисту, наконец увидел далеко внизу, до предела обостряя зрение, как заинтересованно вскинул голову черный пес и начал нечто высматривать в небе.

Чуть позже от коновязи рванулся черный конь, отбрыкнулся от попытавшихся схватить за повод. Я торопливо начал снижаться, выбрав лощину слева от лагеря, ничем не примечательную, да еще и отгороженную невысокой каменной грядой.

Когда я снизился, они оба уже были там, угадав место приземления. Зайчик прянул ушами, но даже не вздрогнул, когда рядом приземлился крупный птеродактиль. Бобик, напротив, напрыгнул и, больно прижав крыло лапами к земле, настойчиво уговаривал поиграть, побегать, поскакать.

Я перетек в личину человека, вроде бы получается еще быстрее, чем раньше, хотя минута беспамятства все еще есть, а может, уже секунда.

— Заждались, морды? Или без меня в карты играли?

Зайчик подставил бок, а Бобик тут же ринулся вперед, уже угадывая, что вернемся к войску. Арбогастр набрал скорость, стараясь нагнать, ветер заревел в ушах, начал драть за волосы, но сразу же все закончилось, мы оказались на окраине лагеря.

Стража бросилась навстречу, готовая выполнить любое приказание, я помахал рукой и сказал победно:

— Гандерсгейм наш!.. Разведка докладывает, что еще земли четырех племен можно занять без особого сопротивления со стороны местных жителей.

На это ответили обрадованным «ура», нас окружили толпой и бежали так, счастливые, ибо воевать хорошо, но грабить завоеванное еще лучше. И как-то приятнее даже, слава тебе, Господи, что мы на стороне кто, а не кого.

У шатра я оставил Зайчика, Бобик напоследок лизнул мне руку и, виляя хвостом, попросил разрешения сбегать к кухне и проверить, не пережарилось ли там мясо.

— Беги, — разрешил я. — Что без твоего надзора бы делали!

Он унесся счастливый, Зайчика увели, оруженосцы предупредительно держат передо мной полог шатра распахнутым. Я вошел, чувствуя себя смертельно усталым, разговор со Сьюмансом вымотает кого угодно. Сколько бы у него ни оставалось магии, но меня стереть с лица земли все-таки можно, если бы догадались, как это сделать.

Оруженосец, все еще держа полог приоткрытым, спросил со всей почтительностью:

— Велеть подать вина?

Я отмахнулся.

— Вино всегда мстит.

— Ваша светлость…

Я оглянулся на растерянное и сконфуженное лицо.

— Запомни, когда я один — вина никогда не подавать. Один не пью! Да и в компании не пил бы, если бы можно было. Будем считать это ритуалом, что не скоро исчезнет… Пригласи графа Ришара с картой. Еще велю отыскать сэра Альвара Зольмса и Арчибальда Вьеннуанского и, если еще не отбыл, графа Генриха Гатера.

Он сказал торопливо:

— Тогда что-то подать к трапезе?

Я отмахнулся.

— Не нужно.

По ту сторону тонкой стенки шатра слышалось сдержанное шевеление, это телохранители занимают позиции, слышится приглушенный звон доспехов.

Я прошел к столу, плюхнулся в легкое кресло. До прихода моих военачальников нужно хотя бы начерно прикинуть, что и как скажу Великим Магам, чтобы если не перевербовать, что было бы здорово, то хотя бы нейтрализовать…

За шелковой стеной послышались голоса, мне показалось, что оруженосец чем-то смущен и пытается чему-то воспрепятствовать, но женский голос звучит уверенно и властно.

Полог откинулся, в шатер вошла принцесса Констанция Брегонская. На ее легких сапожках из тонкой кожи желтая дорожная пыль, платье компактно, а пышные волосы туго стянуты желтой, как солнце, лентой в невысокую башню.

Я в изумлении поднялся, а она бестрепетно встретила мой взгляд. На аристократически бледных щеках проступил слабый румянец, слегка выдвинутый вперед подбородок гордо приподнят.

— Принцесса, — произнес я вопросительно и учтиво поклонился.

Наши взгляды сомкнулись, она сказала ровным голосом:

— Я держу слово, сэр Ричард.

Я потер ладонью лоб.

— Да-да, прекрасно. Это хорошо, когда держат слово… напомните-ка, а то меня сегодня слишком сильно ударили по голове, вы же знаете нашу веселую мужскую жизнь? Все вылетело…

Ее щеки слегка порозовели, она опустила голову и произнесла едва слышно:

— О вашем праве…

— Каком? — спросил я и тут же, сообразив, воскликнул с энтузиазмом: — Ах да, ну да, а как же!.. С этой проклятой войной какие только важные дела не упускаешь из виду!

Она прошелестела:

— Я так и поняла. Потому явилась сама, чтобы не было подозрения, что нарушаю слово… Мы, династия Керлингов, всегда были примером чести и соблюдения слова. И я готова к осуществлению вашего права победителя, сэр Ричард.

Я снова потер ладонью лоб.

— Э-э… давайте сперва перекусим, только что явился, весь из себя голодный, как волк.

Она осторожно и в недоумении опустилась в кресло. Я быстро создал сочную буженину, несколько кусочков карбоната, сыр в тончайших ломтиках, взглядом указал принцессе и сам жадно принялся за трапезу.

Желудок обрадованно подпрыгивал за каждым куском и ловил его на лету. Я слышал, как жадно жрет, и догадывался, с какой надеждой посматривает на темное жерло глотки.

— Очень… вкусно, — проговорила она в сомнении, — а это что?

— Мороженое, — сообщил я. — А я, с вашего позволения, сделаю себе кофе. Он черный и противный.

Она осторожно и деликатно ела сыр, но еще больше в недоумении рассматривала его абсолютно ровные тонкие ломтики, морщила лобик, поглядывал поверх его на меня. Я быстро насыщался, чувствовал, как силы возвращаются в мое потрепанное тело.