Анастасия Вихарева - Кому в раю жить хорошо...

Земля и Небо сходились здесь.

Твердь лежала от края и до края вселенной, удерживая на себе вселенную — живая, как Дьявол. Она будто испытывала ее, разочаровав в самом начале. И подарила незабываемые впечатления, всадив в нее такой заряд боли, от которого любой бы сыграл в ящик.

Какой вампир, какой мученик могли бы переступить через Твердь? Кто мог надеяться, что сможет обмануть Закон? И кто знает, с каким ужасом Твердь рассматривает, как две территориальные единица противостоят друг другу? Что было бы, если бы боль пришла к сознанию без земли, лишенному возможности помнить и анализировать?! Не так уж прочно сознание приклеено к земле. Земля не спит и не изнемогает, твари, которые поднимаются от земли, не спят и не изнемогают, а сознание ищет, куда приклонить голову, чтобы отдохнуть и набраться сил. Один хороший удар, и сознание уходит в Небытие. Через четырнадцать часов без сна оно уже не способно анализировать и осознавать свое собственное тело, отравленное продуктами жизнедеятельности. И земля начинает лечить свою основу, сверяя каждую клетку с генетическим кодом. И ей без разницы, какая у человека основа — что есть в генетике, то и оставит. А генетическая матрица хранилась в ребре. Получалось, что твари не такие безобидные. Манька вспомнила, как просыпалась избитая, угрюмая и подавленная, и поднимала себя, вставая и разгоняя тучи. Совсем, как черт, который бродил призраком.

Ужас! Оказывается, земля еще упиралась на мнение соседа по несчастью, и, пока спала, земли лепили ее — обе! Не сложно догадаться, откуда у вампира такое завидное здоровье…

И только Дьявол мог укрепить и устроить человека…

Манька вдруг вспомнила, как однажды впала в такое состояние, когда ее вытолкнуло прочь, и она полетела… в Обитель Дьявола. Свет не принял ее, он обращался в землю, а она была маленькой и беззащитной. Вокруг ползали невидимые Боги, совсем как Твари, но тогда она не смотрела на них, и они были как бы сами по себе, посмеиваясь над нею и похваляясь собою. Тогда она была в своей земле — одна, без ближнего, и в тот момент все ее существо, кроме сознания, больше себя самой любило Бога, радуясь, что вернулась домой…

Почему домой?

Земля, наверное, просилась обратно. Возможно, жизнь в физическом теле, под началом другого сознания, была не таким уж естественным ее состоянием. Или гордилась собой… Но то была не она. Сознанием она лишь наблюдала за своим состоянием — и удивлялась.

Если бы тогда Дьявол сказал ей, что отказывается от нее, наверное, она бы не пережила. Или земля… Но почему тогда земля, умнее которой не было и не будет материи, так легко соглашается принять обман?

Теперь Манька могла наблюдать и размышлять одновременно.

Тот, кто взял на себя право рубить неугодные для себя деревья и держал секиру, забыл, что корни пускают поросль, что каждая ветвь, воткнутая в землю, может пустить корень. И камни будут добрым удобрением, если сам Дьявол готовит почву. Самое меньшее, что могли ожидать от нее вампиры — сдаваться она не собиралась.

Манька покачала головой, как-то неожиданно успокоившись.

Толпа глумилась над нею, и как всегда в таких случаях, когда над ней издевались, наступил момент перекрытия порога восприимчивости. Ад был домом Дьявола, и сам он врастал в землю вселенной именно здесь. Ползал туда-сюда, и приходил к ней, и, может быть, наблюдал за нею, но обрисовать себя как внизу, не мог. Твердь была его плотью, а то, что она видела, прикладной рисунок, который мог сбить с толку только ее. Зато Дьявол мог вылепить для нее все что угодно, как она, когда нарисовала могилки. Нерукотворное… Круиз обещал стать интереснейшим познавательным мероприятием. Тоска, страх, печаль, тревога — каждое чувство выскакивало из земли неприятелем, внезапно облекаясь в слова.

«Ад — верное средство от всех хворей!» — согласилась Манька, окончательно утвердившись в мысли, что Ад и без кипучей серы местечко веселенькое. Получалось, что она угодила в санаторий, и лечится.

— Я жить без тебя не могу…

«Без кого?» — шею стянуло, в ухе стало горячо.

— Ты же понимаешь, что ты не можешь без меня жить. Я всегда буду тебе нужен…

«Понятно!.. Нет, не нужен. Без тебя я почувствую себя трижды счастливой…»

— Убью!

«Как? В Ад за мной полезешь? Милости просим!.. Распяли, как Йесю! » — скривилась Манька, закрываясь от ударов и подставляя чертей, на которых нельзя было смотреть без слез.

Господи, сколько мерзости!

Дьявольское стратегическое изобретение имело представление о червяках и умело выслеживало их, выставляя на обозрение. Голова черта принадлежала Дьяволу. Кто бы смог еще так раздеть человека?! Она была благодарна чертям, за то, что приняли на себя часть ее мучений. Вряд ли они страдали, как она в тот день, когда пала жертвой вампиров, и каждый день после распятия — умное распятие, со смыслом и значением, не как попало. Застрявшие образы (тоже, в общем-то, вполне могли оказаться чертями!), которым она не могла найти правильное место в своей жизни и жизни вампира, начинали ее злить. Они кучковались возле чертей, изображающих ее, перебегая с места на место, как будто не знали, куда себя пристроить, и выпады их порой не соответствовали тому, как они шевелили губами. В избе черти вели себя точно так же.

Манька вспомнила избы, Борзеевича, горячую и здоровую пищу.

Знали бы они, как она скучает, и только надежда вновь увидеть их дает ей силы!

Святой Отец придавил голову крестом, высказывая пожелание быстрейшего избавления мира от скверны. Казалось, что Отец с удовольствием выдавил бы ей мозги, если бы так было безопасно для вампира.

— Прикрываются Йесей, чтобы посылать на подвиг кого угодно! Красиво бьют, с толком… Нет, чтобы повторить подвиг своего героя самим! — возмутилась она, раскрывая весь свой умственный потенциал. Образ нужно было рассмотреть, разобрать, и успокоить словом. Но, похоже, умом такие задачки не решались — Святой Отец, избавляя ее от Дьявола, а мир от скверны, которой она была, ни за что не хотел избавить ее от себя самого. Он иногда проговаривал слова, а звуки не выходили из его поганого рта.

— И бросить в геенну огненную… — возвещал он громовым голосом. — Изыйди! Изыйди! Я есмь Истина!…

Черт начал биться в конвульсиях. Манька едва успела сообразить, что бьется в конвульсии она — ее тоже скрутило. «Е-мое! Да меня же в веру обращают! Обоих!» — догадалась она, закрываясь от креста, которым человек в сутане норовил ткнуть ей в глаз.

— Мало людей, зрящих истину, кошмар сознания твоего смердит, как моча в ведре, которую мне приходится пить, как Истину! Изыйди, изыйди, Святоша! — ответила она Святому Отцу. — Я смотрю на тебя, и ты моя, а не твоя, Истина! В том, что ты мерзость в земле моей!