Яна Горшкова - Не повод для войны

— Да неужто? — наверное, я все-таки была пьяна, иначе не стала бы так оскорбительно ухмыляться. И развивать тему не стала бы тоже. — О, я верю, верю! Конечно же, ты способен. Я уже явственно представляю себе, как ты сражаешь противника наповал… вот таким вот огненным взглядом. Да-да, вот как сейчас! Давай, еще сдвинь грозно брови и прищурься, тебе пойдут эти ужимки, муирэн.

— Проклятая полукровка! — прошипел он. — Грязная похотливая тварь, ты…

— Я — что? — проклятье, да что на меня нашло? Зачем я его подначиваю? — Ну что ж ты замолчал, милый князь? Давай, вытягивай из ножен свою парадную зубочистку, доставь мне такое удовольствие!

— Ты провоцируешь меня, — вдруг отступил Эллерик. — Проклятье, ты провоцируешь меня, чтоб здесь, перед всеми, я бросил тебе вызов. Чтоб убить меня без помех и обойти так и свою клятву, и законы гостеприимства. Но я не настолько глуп, полукровка. Я не стану марать своей меч в твоей крови.

— Щенок, — уже беззлобно, почему-то вдруг успокоившись, бросила я, не заботясь о том, что наживаю себе врага отныне и до конца времен. Ах, одним врагом больше — и что же? При том их количестве, что я и так имею, мало печали еще в одном! — Щенок и мальчишка. Я не дерусь с мальчишками и щенками, я их даже не шлепаю. Это — занятие для нянек, не для воинов. Покойной ночи тебе, лэр Эллерик. Постарайся не пораниться о свой грозный меч, когда будешь запихивать его под подушку!

Я все еще улыбалась, возвратившись в трапезную, и оттого, должно быть, остававшиеся в зале пирующие сочли, что разговор мой с муирэн на галерее был приятен и мил. Впрочем, на мой извращенный вкус, так оно и было. Однако задерживаться я не стала. Все-таки дорога до усадьбы изрядно меня утомила, да и вина, пожалуй, я перебрала… Благоразумнее всего было отправиться спать, точнее, вздремнуть хотя бы три-четыре часа, до «волчьей» стражи. То есть, пока обитатели поместья не разойдутся по своим собственным опочивальням. Потому что как только имение погрузится в сон, настанет через бодрствовать мне. О да, бодрствовать — и сторожить Эллерика. Ну что ж поделать, коли я обещала?

Лицедей, наемник. Лиан.

У сидхэ нет богов. Сказать точнее, они, сидхэ, не поклоняются неким высшим силам подобно прочим народам. Разумеется, существование самих этих сил сомнений не вызывает: и Звездносияющая Гэлэас, и Силы Её, и зловещая Неназываемая, и Ан? Каэрмэ-Судьба, та, во власти которой пути всего живого, да и Созидатели-боги, кстати — все эти могущественные существа и стихии были, есть и пребудут вовеки. Но признавать — это одно, а отправлять религиозные обряды — совсем другое. Великим Силам и Праматери не нужны ритуальные действа, песнопения и жертвы, а что до Созидателей, так они и вовсе, если можно так выразиться, сидхэ почти что братья. Такие же дети Звездносияющей, как и сами эльфы. У сидхэ нет религии — вот так будет сказано точно и верно.

Лицедей иногда лениво размышлял о превратностях высших путей. Получается, что смертные-саэрни, дети Созидателей — сидхэ не братья, а… племянники? Впрочем, задумываться о таких сложных, запутанных, а главное — абсолютно ему не нужных вещах, Лицедею приходилось нечасто. Воспитанный эльфами, он и к богам относился подобно сидхэ. Обычно его это устраивало, но иногда — прямо скажем, редко — подступало все же некое странное чувство необъяснимой досады. Так сказать, и рад бы помолиться, да некому.

Вот и теперь наемник вдруг ощутил мгновенное острое разочарование. Ведь так удачно все сложилось, лучше и не придумаешь — а вознести хвалу за это некому! Даже обидно. Хоть и вероятнее всего, что благодарить за столь подходящее стечение обстоятельств следует Судьбу-Каэрмэ, да только что ей до его воззваний и благодарностей? Воистину, иногда так тяжко становится от осознания, что хоть и не все в этом мире зависит только от тебя, но уж твои-то дела высшие силы действительно не заботят. С другой стороны, зато и отвечать ни перед кем ни придется.

Лицедей позволил себе отвлечься на эти околофилософские размышлений исключительно по причине того, что ему откровенно и бесстыдно сопутствовала невероятная удача. Нет, конечно же, знаменитый наемник спланировал эту многоступенчатую сложную комбинацию тщательно и предусмотрительно, так что пройти все должно было гладко и успешно, однако нечасто в его… хм… практике случалось так, что жертвы (прошу прощения, объекты) изо всех сил помогали наемнику в его работе. Можно даже сказать, не просто помогали, а фактически почти выполнили эту работу за него. Если бы Лицедею надо было просто убрать наследника Маэрэ и стравить между собой муирэн и винлэс, достаточно было бы всего лишь вовремя подсунуть полукровке Рамборг под руку обнаженный меч — и всё, дело сделано! Но нет, замысел Главы его Дома и, соответственно, заказчика нынешнего предприятия, был гораздо изощренней. Так что придется все-таки продолжить начатое, благо, до конца уже осталось недолго. Нет, ну как же приятно, право, когда после досадного упущения в деле с главой Дома Скал на этот раз всё идет четко по плану!

Теперь только подождать еще чуть-чуть… час или немного дольше, чтоб полукровка успела заснуть, а Эллерик, наоборот, вдоволь намучиться от бессонницы и дозреть (зря, что ли, на него были потрачены такие сложные чары?) И тогда уже можно приступать к завершающей фазе — самой приятной части любого заказа.

Эллерик ан Лиарэ, наследник Маэрэ. Эйхаль.

Может ли наследник столь древнего и благородного рода, как Дом Крылатой Волны, оказаться малодушным настолько, чтоб всерьез опасаться за свою жизнь из-за угроз женщины? Еще совсем недавно Эллерик с негодованием отверг бы и тень такой возможности — и был бы прав. Но эта ночь, тягостная и темная, ветреная осенняя ночь без единого проблеска звездного света в небесах… О, эти мучительные часы бессонницы, наполненные трепетом колеблемого едва заметным сквозняком огонька ночника и тревожным колыханием легкой занавеси, какими-то шорохами и скрипами, дыханием стражей у дверей спальни, а пуще всего — тяжелой, какой-то обессиливающей тишиной… Эти часы изменили многое, в том числе — и меру гордости Эллерика. Теперь он, вконец измученный бесполезным призыванием сна, не постыдился бы признаться, пожалуй, даже и в том, что ледяная испарина на лбу и какая-то мерзкая, глубинная дрожь — это обычный страх. Самый настоящий страх во всем его натуральном и неприглядном естестве. Он боялся и не стеснялся более признавать это. И даже надежная твердость рукояти меча в ладони не помогала ему выровнять дыхание. Эллерик боялся не ее даже, эту проклятую бешеную полукровку, а винлэс вообще. Эта чужая, враждебная страна, где за каждым кустом подстерегает неведомая опасность, эти ее жители, не слишком старательно притворяющиеся добрыми соседями и родичами… Ему здесь не место. Им всем здесь не место. Неужто отец не понимал, куда он отправляет посольство, на что обрекает их? Зачем, о, зачем князь Алькалиндэ толкнул своего сына и его спутников в эту ловушку, из которой вряд ли возможно теперь выбраться без потерь!