Валерия Лихницкая - Элантида

Латифа открыла ротик, чтобы спросить, что это за волшебное место, но Аллеан прикоснулась пальчиком к ее губам.

— Посмотри внимательно на вершину холма, — прошептала эльфийка.

Девочка прищурилась — над вершиной туман клубился, призрачный свет окутывал ее, скрывая очертания.

— Когда эльф чувствует, что ему пора уходить, — медленно заговорила Повелительница, — он приходит сюда, поднимается на вершину, просит Лес, чтобы он принял его… Тогда на него снисходит благодать, и он рассыпается мерцающими искрами, сливаясь с туманом… ветер подхватывает искры, и разносит над поляной, и здесь, на холме появляются новые белые цветы… А потом его душа вселяется в тело новорожденного эльфа — но это не сразу, лишь тогда, когда придет ее время…

— А когда приходит это время? — осмелилась спросить девочка.

Эльфийка вздохнула.

— Об этом не знает никто. Разве что сами души, если они достигли высшей мудрости, для того, чтобы находить дорогу самостоятельно. Или…

— Или… — повторила Латифа, чувствуя, что Аллеан медлит, не решаясь ответить.

— Или Владыка Илидор, — улыбнулась Высокородная. — Вот почему он никогда не уйдет. Без него душам Перворожденных придется очень тяжело отыскать свой путь… и они останутся в воздухе, в деревьях, цветах, в реке, пока не растворятся насовсем… Тогда им никто уже не сможет помочь.

— А те, что достигли высшей мудрости? Они смогут вернуться?

— Смогут. Но их очень мало… Далеко не каждый даже самый мудрый эльф имеет мудрую душу.

— А от чего это зависит?

— От опыта — не эльфа, а его души. О того, как часто она возвращалась к новому владельцу, как развивалась вместе с ним, и сколько мудрости смогла принять, а не прошла мимо, прожив вместе с ним жизнь и ничего не усвоив.

Латифа кивнула.

— Кажется, я поняла… А искры, летающие над поляной — это и есть души эльфов?

— Ну что ты, — рассмеялась Аллеан. — Это всего лишь их след. Саму душу увидеть невозможно, это под силу лишь Владыке Илидору или самой Богине.

— А когда эльф чувствует, что ему пора уходить?

— Тогда, когда он понимает, что все, что хотел совершить в этой жизни, он уже совершил, и он готов к перерождению. Или… — Повелительница помрачнела, — когда его поглощает Бездна.

По Лесу пронесся порыв ветра, беспокойной волной прокатившись по кронам вековых деревьев. Аллеан обернулась.

— Ну хорошо, раз уж я привела тебя сюда, тогда слушай, — она неожиданно присела, поравнявшись с девочкой, взяла ее маленькие ручки в свои, и заговорила, пристально глядя в ее удивленные распахнутые глаза. — Иногда бывает, что душу Перворожденного начинает разъедать изнутри нечто, высасывающее из него жизнь. Это может быть горе, с которым он не может справиться, может быть чувство невыполнимого долга перед кем-то или даже перед самим собой, а может быть просто беспричинная тоска. Бывает, что жизнь просто перестает радовать, вроде и повода нет, чтобы уходить, но жить не хочется — и тогда не поможет даже чувство долга перед теми, кто тебя любит, ты знаешь, что твой уход принесет им горе, и ты, вроде, не имеешь права обрекать их на страдания, но это уже не в твоей власти. Бездне нельзя противиться, она сама выбирает себе жертву, и избежать ее иссушающих объятий невозможно. Тогда эльф начинает терять силы — сначала глаза теряют блеск, потом и цвет, затем то же происходит с волосами, а кожа начинает покрываться морщинами. Это может продолжаться долго, и никто не будет замечать перемен, так медленно его будет забирать Бездна, а может случиться и в одну минуту, — в ее глазах заблестели слезы — Повелительница оплакивала ушедших, которые так и не смогли обрести покоя. — Как только эльф понимает, что с ним произошло, он поднимается на этот холм и… падает с обрыва, в бурную реку.

— С обрыва?

— Да, он находится по ту сторону холма, — пояснила Аллеан.

— А почему не на цветущую поляну?

Аллеан пожала плечами.

— Видимо, чтобы не осквернять ее духом Бездны… И не обагрять кровью эти чудесные цветы.

Глаза девочки стали почти круглыми.

— Кровью? А он разве не рассыпается на искры?

— Когда поглощает Бездна — нет. Вернее, рассыпается, но уже после смерти, когда душа уйдет из тела. Она заберет с собой все соки жизни, оставив лишь тусклую пыль, а не светящиеся искры. Не спрашивай, почему. Просто так происходит — душа, призванная Бездной, не может связаться с духами и попросить их о приюте, поэтому ни о каком Обряде Воссоединения речи быть не может. Эльф не уходит, а умирает, но так как он все же — перворожденный, а не простой смертный, его тело без души существовать не может — и душа, затягиваемая Бездной, забирает его всего без остатка. Согласись, этого не стоит делать на такой красивой поляне…

— И что происходит с душой? — допытывалась Латифа.

— Ничего. Она умирает. И больше никогда не возвращается.

Девочка замолчала, потрясенная услышанным. Повелительница встала, достала из рукава изящный платок и поднесла его к лицу, вытирая слезы.

— А если кто-то захочет убить эльфа? — снова заговорила Латифа.

— Убить? Тогда все зависит от того, чему принадлежит его душа — своему народу или Бездне. Если Бездне — как я уже говорила, она тут же его поглощает, и он рассыпается в прах, а если своему народу, то Обряд Воссоединения проводят его близкие, и он, где бы он ни был — здесь, в Чертогах, или в любом другом месте Элантиды, оборачивается искрящимся облаком и его душа возвращается домой, к своим братьям. А бывает, что и близкие не нужны — Обряд очень прост, и он перед смертью может сам успеть произнести короткую просьбу, обращенную к предкам, или же это сделает его душа, если она достаточно мудрая.

— А если недостаточно?

— Тогда на помощь приходит Владыка Илидор. Он чувствует смерть любого Перворожденного, и если душа умершего не присоединилась к ранее ушедшим, то Илидор проводит обряд сам, причем, сделать это может, не выходя из своих покоев.

— Госпожа Аллеан… А почему это под силу одному лишь Владыке Илидору? Он что — бог?

Повелительница рассмеялась.

— Нет, он не бог. Он просто наш Верховный маг. Очень сильный. Недаром Богиня когда-то сделала его своим наместником.

— А что это значит?

— На сегодня хватит вопросов — ты слишком любопытна, — Аллеан взяла девочку за руку и повела обратно к Лесу. — Владыка и так очень рассердится, если узнает, куда я тебя водила, и что рассказывала.

— Да, — честно кивнула Латифа. — А как мой отец рассердится — ужас! Госпожа Аллеан!

— Что еще? — закатила глаза Высокородная.

— А давайте мы никому об этом не скажем?

Повелительница остановилась на мгновение и, забыв о том, как недавно оплакивала потерянные души своих братьев, залилась звонким смехом.