Екатерина Пекур - Предатели Мира

Мы работали — вместе. Это напоминало скольжение по ледяному обрыву — не останавливаться, не думать, просто действовать — а потом… всё будет потом…

— Чтобы вытащить тебя из подвала, я поставил на очень ненадёжного союзника. Шеф будет покрывать тебя, пока ты не выдашь ему максимум информации. Затем, вероятно, он захочет от тебя избавиться, так как ему не нужны неприятности с третьим отделом. Или, если сочтет это более выгодным, подсунет тебя коллегам, как удачно спасённую.

Ай. Но я дала себе слово не падать духом. Не время. Надо собраться всеми силами.

Верю ли я ему..? Не знаю. Но больше некому.

— Впрочем, это не имеет значения, не пугайся. Потому что как только информация о тебе просочится из стен второго (а это случится максимум завтра), из-за нас с тобой передерутся отдел внутренних расследований и контрразведка. Это ещё при условии, что я учёл все обстоятельства.

— Зачем мы им? — как можно твёрже спросила я, ощущая стремительно растущий внутри меня шар вакуума. И это он счёл достойным фразы «не пугайся»? Да Лигарра в своём духе. Нет. Мне надо слушать очень внимательно!

— Ты — единственная ниточка к тому, что случилось в те дни. Они не могут закрыть моё дело (и, в какой-то степени, дело да Ринна), потому что о тех событиях знают лишь с моих слов до… гм… потери памяти. Очень ненедёжных и с кучей неясностей. Не то я жертва, не то — вражина подлая. А тут выяснилось, что ты жива, а вовсе не погибла в аварии риннолёта Фернада. Так что они сильно захотят тебя допросить. Вначале вежливо, но, уж поверь мне, для зацепки им хватит дней трёх. И для нас с тобой всё закончится, само собой, третьим отделом. С допросом пятой степени. Без соблюдения.

— Почему само собой? — спросила я, пытаясь унять ледяной ком в животе. Казалось, внутри меня плеснули серной кислотой. Пятой степени. Я чуть-чуть увидела вторую… и это было очень и очень страшно.

ТЕНЬ.

Кожа на лице Каруна чуть шевельнулась. Наверное, это следовало трактовать как невеселую косую улыбку. Это правда, подумала я. Он там был. И не с той стороны, как обычно. Создатель, он что, и правда пошёл на это ради меня?! У него вообще чувство самосохранения какое-то есть — или им эту штуку удаляют при вступлении в ряды? Чтоб не мешала принимать холодные решения и стоять за них до конца?

— Ты думаешь, кто-то не ломается..? — лукаво уточнил он.

— А если тебе сдаться добровольно? — из спортивного интереса уточнила я, обретя дар речи, — ну… доказать лояльность, как ты там это сказал… на мне.

— Поздно, — улыбнулся да Лигарра, — Я мог отыграть этот вариант сразу по приходу в Город. Тогда я бы огрёб за шесть… нет, прости — семь нарушений устава, включая разглашение данных второго уровня допуска, потерю документов и оружия и неБогоугодное поведение. Разжалование и взыскание первого уровня — в основном, за разглашение, конечно, — спокойно подытожил он, — Хотя и с поведением… нелады бы случились, ну да Тень с ним. В итоге меня бы пристегнули к операции по проникновению туда — но безо всяких прав и наверняка сломаного. А теперь, когда я покрывал тебя целый год… — он сухо хохотнул в своей манере, — Меня самое малое расстреляют. Тебя сдадут на опыты. Для нас с тобой это вопрос выживания. Или хотя бы спокойной смерти.

Неожиданно случилось странное — мой кислотный ужас перед Комитетом сменился холодной решимостью. Куда уж понятнее. Если сейчас я не мобилизируюсь до предела — мобилизировать будет уже нечего. Сжав зубы, я хрипло произнесла:

— Какой у нас план?

В поднятых на меня глазах сверкнул такой явный восторг, что я покраснела.

— Счёт идёт на часы, — тем не менее серьёзно, по-деловому, сказал Карун, — Не позднее завтрашнего полудня мы должны покинуть Город. Причём так, чтобы хоть на малое время пустить погоню по ложному следу.

— Мы это сможем?

— Как Боги помилуют. Или, ты права, Создатель. Боги нас при таком раскладе только подставят. Вообще-то я собирался вытолкать тебя взашей, чтобы ты кое-куда направилась, едва покинешь здание бюро. Но ты сейчас слишком слаба. Ну-ну, ты что, думаешь, я не знал, что эта способность — крайне ранимая и легко пропадает от потери сил? — он улыбнулся, — И потом я рассудил, что это всё-таки слишком далеко — а ты не сможешь передвигаться без остановок и припасов. Тем более сейчас. Так что вывезу тебя, а там как получится. Как минимум, мы получим небольшой зазор по времени, чтобы не попасть в подвал третьего живыми. Поверь мне, это очень хреновый вариант. Особенно для женщины твоей крови. Добыча редчайшая.

Я моргнула. Пожевала губами. Кто бы слышал нас со стороны, а? Отставной контрразведчик любовно наставляет бриза, как не попадаться бывшим своим. Нет, об этом не будем. Меня тревожили другие — не менее страшные — вопросы.

— Ты думаешь, мне стоит ехать туда?! Но ведь…

— Санда, — терпеливо произнес Карун, почти не разжимая рта, — как ты думаешь, почему Комитет позволяет не слишком виновным подследственным разгуливать на свободе? По той единственной причине, что в Мире бежать абсолютно некуда. Рано или поздно находят всех. Поэтому «гончие» даже не спешат. А у тебя всё-таки есть… одно такое место. Как бы ни были ужасны перспективы возвращения, они, во-первых, предположительны, во-вторых, для тебя они несравненно лучше, чем тут.

Я обдумала его слова и прошептала:

— А ты..?

Он опустил глаза, пряча улыбку.

— Ты себе это представляешь? — весело прошептал Карун, — Я — там?! В лучшем случае меня просто убьют — хотя и безо всяких излишеств. В худшем — всё повторится как в тот раз. Только тебе уже не позволят вмешаться.

Я скрипнула зубами.

— Я. Им. Повторю, — отчеканила я, — И вообще, если я правильно понимаю наши перспективы, это все-таки дает нам хоть какой-то выход. Нас вряд ли примут с распростёртыми объятиями. Но у нас… всё-таки есть… крохотный, умозрительный — но шанс!

— Это правда, — согласился он, — Но мне бы не хотелось, чтобы ты когда-нибудь испытала сомнения в моей честности. Совет в том месте вряд ли поверит, что это не очередная многоходовка КСН. Что я не засланный человек, играющий на чувствах одинокой женщины. И затем тебя саму могут посетить сомнения — не замешано ли твоё доверие ко мне на… как бы это корректнее сказать… — он вдруг смутился — так явно, искренне и смешно, как школьник на уроке анатомии, пресловутый урок номер двадцать.

— На постели? — ядовито уточнила я, — Спору нет, хорошему любовнику можно простить ещё и не такое! Ты — отличный. Но ты серьёзно пытаешься меня убедить, что, кроме этого, у нас не было ничего общего? И что я, воспитанная в лучших правилах женщина, могла бы пойти на это просто ради животного влечения, как хупара? Ты просто сам реши, как ты к этому относишься? К нам обоим как явлению природы? — неожиданно вызверилась я.